Большой вопрос (Записки юриста)
Шрифт:
Возможно, у мужа есть к ней другие претензии, — пусть скажет, она выслушает, она сделает всё, что будет на благо их семьи, потому что она всё еще любит его, очень сильно любит. Если суд позволит, она расскажет об одном своем письме.
Письмо это она писала долго, несколько ночей провела над ним. Она вложила в него всё лучшее, что имела в своем сердце. Она знала, что не отправит письма по назначению. Разве можно отвлекать личными вопросами человека, озабоченного судьбами тружеников всего мира? И всё же, она написала…
— Прочтите суду
— У меня нет его с собой, к сожалению.
— Мне кажется, вам трудно говорить, вы волнуетесь.
— Да, я волнуюсь. На моем месте нельзя не волноваться.
— Может быть, сделать перерыв?
— Нет, не надо. Я постараюсь быть спокойной.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Спасибо. Содержание письма сводится к следующему. У нас теперь не спорят о том, будет или не будет коммунизм. Мы видим коммунизм, строим его собственными руками. Но коммунистическому обществу нужен и коммунистически воспитанный человек. В коммунизм морально уродливых людей не пустят. Это истина.
И вторая: новый человек с неба не свалится, его надо создать своими усилиями на своей родной земле. Каждый из нас должен работать над собой, все мы должны помогать друг другу.
И вот у меня возник вопрос: «Почему в нашей стране нет закона, который карал бы серьезным наказанием виновных в нарушении устоев советской семьи? Правда, в этой области всё сложно и противоречиво. И первая я подпала бы под действие этого закона. Ведь я сама виновата в разрушении своей семьи, я лишила семью ее цемента — любви, взаимного внимания… хотя формально как будто виноват Павел Павлович…»
— Скажите, — спросила Павлова, — в чем же вы лично находите выход?
— Надо сделать так, товарищ судья, чтобы среди всех нас, во всех наших общественных организациях царил дух недоброжелательности и презрения к тем, кто уродует быт, разрушает семью. Это очень помогло бы людям, которые, подобно нам, сбились с дороги, и которые, я уверена, могут вернуться на правильный путь.
Ольга Константиновна умолкла. Она не была довольна своими объяснениями. Не попросив разрешения у суда, она опустилась на скамью.
— Уточните, истец, причины, которые побудили вас просить о разводе, — обратилась Павлова к Великанову.
— Я еще раз прошу суд избавить меня от этого. Я не только истец, как вы назвали меня, но и… человек!
— Вы пришли в суд с определенными исковыми требованиями. Потрудитесь же обосновать их гласно.
— Воля ваша. Только я ничего нового сказать не могу.
Великанов посмотрел на жену и продолжал, понизив голос почти до шёпота:
— Мы перестали любить друг друга.
— Вы же слыхали, что заявила ваша жена, — заметила Павлова. — Она и теперь продолжает любить вас.
— Об этом я узнал здесь впервые.
— Очень плохо! — сухо заметил один из народных заседателей.
— Возможно, что и плохо. Но в вопросах любви не должно быть никаких принуждений. Причины, по которым мы стали отходить друг от друга, она назвала правильно:
— Вы же руководитель, — улыбнулся второй народный заседатель: — взяли бы и вы: правили положение. И что это за оправдание: «самому взяться, — сам устал». Неверная у вас точка зрения, дорогой. Хотя вы и коммунист, но создание домашнего уюта и отдыха целиком перекладываете на плечи женщины. А почему? С какой стати? Вы устали. А она нет? На заводе она идет в паре с вами, а дома в паре с ней вы идти не хотите, пусть сама несет весь груз! Нехорошо, гражданин Великанов, не по-коммунистически.
— Поздно говорить об этом. Я полюбил другую…
— На сколько лет? — не скрывая иронии, спросила Павлова.
— Не понимаю вашего вопроса.
— Я спрашиваю, сколько времени вы намерены любить эту «другую»?
— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос!
— Почему?
— В вашу обязанность, надеюсь, не входит обижать людей, которые пришли к вам за правдой?
— В нашу обязанность, гражданин Великанов, входит исправлять, поправлять и направлять людей…
— Я не преступник и в исправлении не нуждаюсь.
— А в направлении нуждаетесь! Мы, советские судьи, обязаны не только сказать «да» или «нет». Мы должны дать направление для дальнейшей жизни вам и вашей жене… А лично в вашем деле я многого еще не понимаю. Не понимаю, можно сказать, главного: почему вы оставляете жену, семью?..
— Сердцу не прикажешь.
— Плохому сердцу не прикажешь — это верно. А что если ваше сердце снова разлюбит и снова полюбит — третью женщину, что тогда? Что, если вы дальше пойдете на поводу у своего неустойчивого сердца?
— Вы плохо думаете обо мне.
— Я плохо думаю не о вас, а о вашем несерьезном отношении к очень серьезным вопросам… Ваша жена правильно напомнила простую советскую истину: в коммунизм уродов не пустят. А если кто и попытается пройти, тому беда: к нему будут относиться так, как мы относимся сейчас к ворам и другим преступникам, — с презрением, с ненавистью, с законной ненавистью.
— Я не такой уж плохой человек, гражданин судья…
— Возможно… Я даже уверена, что на производстве у вас всё отлично, а вот в быту?.. Заметив у себя в семье нелады, вы должны были, гражданин Великанов, устранить их совместно с женой, прийти к ней с советом, с помощью, а вы что? Устранились и пошли к другой женщине. Разве это хорошо?! Я не представляю себе, как можно рвать с такой женой, как ваша, да еще по таким ничтожным поводам, вернее, при отсутствии каких бы то ни было поводов.
— Но я же честно поступаю, по закону. Пришел сюда с просьбой…