Большой вопрос (Записки юриста)
Шрифт:
Лариса кивнула головой.
После небольшой паузы Наташа продолжала:
— Я хочу помочь вам… Ваше горе мне понятно… В комитете я была свидетельницей, а тогда, в общежитии, — участницей… Я одна из тех девушек, между которыми возникло недоразумение из-за Степана.
Наташа смолкла. Видимо, ей нелегко было говорить дальше. И Лариса тоже молчала. С минуту молодые женщины в упор смотрели друг на друга. Наконец Наташа едва слышно вздохнула. Что ж, она будет откровенна: Степан был дорог ей, любим ею. Нежный, внимательный, заботливый! А как он
— Да, я была убеждена, что встретила настоящего друга. Каково же было мое горе, когда я узнала, что я у Степана не одна: эти же стихи, иногда в тот же самый день, он читал другой. Другой говорил те же слова о любви, о будущем… Не разобравшись, я набросилась на свою «соперницу», упрекнула ее в хвастовстве. Та, в свою очередь, обиделась на меня. Поспорили. В споре обнаружилась неприглядная правда. И тогда я решила объясниться со Степаном.
— И что же… что он ответил?
— Он мне ответил: «Чудачка ты, Наташа! Выходит, пошутить нельзя. Воображаю, что будет, когда мы зарегистрируемся… Давай не будем сухарями, ограниченными, казенными людьми»… Когда с тем же вопросом обратилась к нему и та, другая, девушка, Степан и ей сказал то же самое…
Домой Лариса вернулась на второй день поздно вечером: бессонную ночь и день, полный мучительных размышлений, провела у подруги.
Степан встретил жену встревоженным и радостным возгласом:
— Наконец-то!
Лариса молча прошла в комнату, молча опустилась в кресло.
— Я так волновался! — продолжал Степан, — все отделения милиции обегал, во все больницы звонил, в институте всех на ноги поднял… Чуть с ума не сошел!.. Неужели нельзя было дать знать?
— Нет, нельзя было, — тихо ответила Лариса.
— Почему? Что с тобой? У тебя такой вид…
— Подожди, всё скажу, — так же тихо проговорила Лариса, — да, я всё, всё скажу!..
Степан насторожился; повидимому, жена, действительно, пришла с какими-то неприятными новостями. Неужели кто-нибудь проболтался?
— Всё же я, как твой муж, хочу знать, где ты пропадала два дня и… ночь?
Последнее слово Степан подчеркнул. Лариса кинула на него быстрый взгляд, но ничего не сказала.
— Я хочу знать, — продолжал Степан, — с кем ты была и что делала?..
— Оказывается, ты еще и негодяй! — Лариса поднялась, вплотную подошла к мужу: — краснобай и негодяй! Но на этот раз тебе не удастся солгать…
— Да как ты смеешь! — возмущенно крикнул Степан. — Я не желаю с тобой разговаривать! — Он рванулся к выходу, но Лариса схватила ею за руку.
— Ты не уйдешь, пока мы не объяснимся… Напрасно ты так кричишь и суетишься. Слушай же… Ты только что пробовал изобразить ревность… Смешно, право, ревновать такому… Хотя это закономерно: нарушающие супружескую верность, как правило, очень ревнивы… всех людей они меряют на свой аршин…
— Хорошо! В таком случае,
…И Лариса рассказала мужу всё, что узнала о нем.
— Таким образом, — закончила она, — я обвиняю тебя в предательстве… в обмане, в грязной лжи!
— Но в чем же конкретно выразилось мое предательство?
— В том, что, живя со мной и клятвенно уверяя меня в чистой своей любви, — ты одновременно клялся в любви и другим. Мало того, ты отказывался от меня, ты уверял, что не женат.
— Хорошо, пусть так… я что-то говорил, что-то болтал… С твоей точки зрения — это страшное преступление, но был ли я с кем-нибудь из женщин в близких отношениях?
— Тебе об этом лучше знать!
— Я ничем не осквернил нашей семейной жизни. А ты меня обвиняешь чуть ли не в измене.
— В своих жондуванских похождениях ты никакой измены не видишь?
— Безусловно не вижу. Сколько раз надо тебе повторять, что ни с кем из тех девушек, с которыми я иногда встречался, у меня не было близости… Понимаешь — близости не было. Неужели тебе это трудно понять?
— Нет зачем, всё ясно. И всё подло…
— Прошу не оскорблять! Обращаю твое внимание, Лариса, на одно обстоятельство: когда у тебя нет фактов и доводов, когда нехватает логики и здравого смысла, ты восполняешь их оскорблениями….
— Хватит, Степан Гаврилович, паясничать…
— Вот видишь, снова ругаешься, оскорбляешь…
— Нет, я не ругаюсь, не оскорбляю. Я называю твои взгляды и твое поведение так, как они того заслуживают. По-твоему, изменяет только тот, кто допускает физическую близость?.. А поцелуй — это не близость?.. Заверения, клятвы в любви — это не близость?
— А мне кажется, Лариса, зря ты затеяла всю эту канитель, честное слово…
Степан взял руку жены и, прижимая к сердцу, добавил:
— Это принадлежит тебе, только тебе и никому больше!
— Не смей кощунствовать! — закричала Лариса. — Я не давала тебе повода глумиться надо мной…
— Не лучше ли нам в таком случае прекратить разговор?.. Или, быть может, принять решение, которое коренным образом изменит нашу жизнь?
— Я его уже приняла, и не одно, а два…
— Прошу изложить! Если они устроят и меня, готов присоединиться.
— Искренне советую… Итак, я твердо решила покинуть тебя. Мы должны разойтись… Завтра же я подаю заявление в народный суд… Второе мое решение: я так же подаю заявление в комсомольскую организацию по месту твоей работы…
— Это что же? Месть?!
— Нет, не месть. Если я не сумела доказать тебе, что твое поведение безнравственно, пусть это докажет твоя организация, а заодно и подумает, как дальше поступить с комсомольцем Корольковым. Я же, со своей стороны, искренне хотела бы, чтобы твоим «художествам» был прегражден путь, чтобы они были громко оглашены, чтобы ты твоим уродливым отношением к жизни не калечил людей… Не думай, что мне легко это сделать. Но я должна это сделать!