Болтливые куклы

Кочешкова Елена А.

Он все еще дрожал, но больше не свивался в клубок, будто в самом деле хотел превратиться в змея. Просто сидел на снегу, позволяя Шену нажимать на нужные точки возле шеи. Шен Ри знал их в совершенстве, поскольку всегда внимательно слушал наставления на уроках медицины в храмовой школе танцоров. Он знал, где нужно ткнуть кончиком пальца, чтобы напряженные после долгих истязающих упражнений мышцы, наконец, смогли расслабиться.

— Прости… — тихо пробормотал Зар. Подняв голову, он встретился глазами с Шеном. — Я не должен был… Не должен. Этот гнев так долго жил во мне, не зная выхода. Только в танце я отпускаю его на волю. Но ты танцуешь так прекрасно…

глядя на тебя, я слишком ясно вижу, что мой дар — лишь подделка, шелуха… Маска. Моя семья отдала меня сюда потому, что я уродился белым. Белым! Как будто это преступление… как будто я и правда демон. И знаешь… мне ведь было уже не пять лет, как тебе, как всем, кто попадает в школу. Мне было уже почти восемь… И, будь они все трижды прокляты, я любил свою жизнь! А эту… эту я не выношу. Знаю, никто из нас не выбирал такую участь, но порой моя судьба кажется мне особенно жестокой и бессмысленной.

Он устало махнул рукой и медленно поднялся с холодных камней. Шену очень хотелось узнать, что это за семья такая, в которой детей отдают Богине только из-за цвета волос, но он смолчал. Мало ли, как бывает.

Больше Зар никогда о своем прошлом не поминал. Но после того разговора под снегопадом Шен Ри понял, что для его старшего друга танец — вовсе не песня тела, не музыка сердца, не отдохновение души. Для него танец — последнее спасение, хрупкая соломинка с острыми шипами, которая держит его над пропастью отчаяния.

А может статься, и безумия.

Сам Шен Ри за годы, проведенные в храме если уж не смирился совсем со своей участью, то по крайней мере научился принимать жизнь такой, какая она есть. Он тоже искал в танце спасения от мыслей о внешнем мире, но вместе с тем — безумно, неистово любил то, ради чего, как ему казалось, он был рожден. И если выбирать между внешним миром без танца и танцем без внешнего мира, то Шен скорее бы склонился ко второму варианту.

А переубедить Зара, что его танцорское мастерство не подделка, а чистое золото, Шен Ри так и не смог. Это было за пределами возможностей.

Этот эпизод с танцем под падающим снегом имел и еще одно непредсказуемое последствие. Весьма многозначительное для Шен Ри.

Очевидно кто-то разглядел их с Заром танец за пеленой снежной завесы. И донес сведения о нем до ушей главного распорядителя. Не сразу, не в тот же день и не на следующий, но спустя почти треть лунного цикла Шен Ри оказался в покоях самого Дабу Реа.

Это было роскошное место, ничем не напоминающее скромные спальни для младших актеров. Резные деревянные панели стен радовали глаз множеством сказаний, с потолка свисали изысканной работы кованые лампы с цветными стеклами, а пол был устлан богатыми циновками, сплетенными из ярких тканей. Сам распорядитель встретил юного гостя, сидя на вышитых подушках у низкого столика, заставленного множеством лакомств. Шен Ри уже давно забыл вкус и запах такой еды, и теперь во все глаза смотрел на яблоки в медовой глазури, рисовые шарики с поджаристой сахарной корочкой, маленькие розовые пряники, фрукты и целую россыпь всевозможных орехов. Невольно он сглотнул и только потом поднял глаза на самого распорядителя.

Дородный, но не особенно страдающий от избытка лишнего веса, Дабу Реа неспеша, с наслаждением потягивал горячий чай из маленькой фарфоровой чашки.

— Садись, — похлопал он подушку рядом с собой. И Шен Ри послушно сел. — Ешь, — Дабу придвинул к нему блюдо со сладостями. — Вечно вы, малявки, тощие и недокормленные. Тебе что, еды не дают вдоволь?

Под хмурым, будто бы сердитым взором главного распорядителя Шен Ри почувствовал себя и вправду маленьким, точно ему снова пять лет.

— Я ем досыта, — ответил он почтительным голосом, каким младший должен разговаривать со старшими, глубоко уважаемыми людьми. — Благодарю вас за заботу, господин Дабу.

Взгляд на блюдо Шен так не поднял, равно, как и на самого распорядителя.

— Давай, давай, не изображай тут целомудрие, маленький проходимец! — Дабу властно указал большим толстым пальцем на блюдо. — Ешь, я сказал!

Робко, почти через силу Шен Ри протянул руку к лакомствам и, не задумываясь, взял один из розовых пряников. Такие когда-то приносила в переднике старая Куу…

Оказалось, их вкус не изменился. Яркая вспышка — нет, даже не воспоминаний — ощущений детства пронзила сердце изгнанника рода Ри.

— Так вкусно… — прошептал он, закрыв глаза. — Спасибо, господин Дабу.

— Бери еще.

Куда там… Шен даже этот пряник не доел. Положил аккуратно на край изящного наборного столика и покачал головой. Он боялся, что заплачет, и потому снова не поднимал глаз.

— Да… — задумчиво протянул Дабу Реа: — Ты и впрямь настолько странен, насколько о тебе говорят наставники. Что ж, не будем тянуть и говорить о пустяках. Я позвал тебя по делу. Думаю, ты и сам это понимаешь. Расскажи-ка мне, дитя, часто ли ты танцуешь роли, которых тебе никто не доверял?

Шен Ри почувствовал, как его дыхание стало быстрым и горячим. Страх уколол его в самую средину груди, а потом отразился где-то в правой пятке. Той самой, которую последние восемь лет украшал символ журавля.

— Нет, господин распорядитель, — еле слышно сказал Шен, — не часто. Редко… Я… я…

— Ты! — сердито воскликнул Дабу Реа. — Ты, глупый мальчишка! Тебе известно, что это большая дерзость?

Слова старшего падали на голову Шен Ри, как тяжелые острые камни. И сквозь пелену страха он едва ли мог расслышать, что гневные нотки в голосе в голосе распорядителя не так уж и страшны на самом-то деле.

— Глупый, глупый мальчишка… — вместо того, чтобы позвать слуг и велеть им срезать клеймо с пятки негодного актера, Дабу вздохнул и налил чаю во вторую чашку. — Выпей и успокойся. Я не собираюсь тебя наказывать. Я лучше накажу Хо и всех остальных, кто внушил мне, что ты слишком мал для больших ролей. Нет, Лунной Девой тебе быть, конечно рановато. Но вот ее сестрой уже можно. С завтрашнего дня начнешь репетировать с основным составом. Я уже отдал распоряжение твоим наставникам. Хватит прятать свой дар от зрителей.

Шен Ри мог бы подумать, что ослышался или впал в грезы, но горячий чай обжигал его ладони сквозь тонкий, почти прозрачный фарфор. И нежный перезвон ветряных колокольчиков за плотно закрытым бумажным окном напоминал о том, что все реально. Все происходит наяву. Он не смог унять дрожь в пальцах, когда поднес чашку ко рту, но Дабу сделал вид, что не заметил этого.

— А вот твой белый дружок заслуживает хорошего наказания, — Дабу невозмутимо откусил рисовый шарик. — Но на этот раз я, так и быть, закрою глаза на его выступление. В конце концов, правил храма он не нарушал… А его, гм, особенности ума, мне в целом давно известны. Очень одаренный юноша, но, боюсь, плохо кончит, если не образумится. Ты ему это передай. Так, на всякий случай. А сладости с собой забери, пусть порадуется. Его, как я посмотрю, мало что здесь радует…