Болтливые куклы
Шрифт:
Увы, со смертью отца многое изменилось. И тот родич, что предостерегал госпожу Тадэ, к сожалению, знал, о чем говорил. Ее беловолосый сын слишком рано остался без защиты и поддержки. Ни мать, ни сестры, ни наставники не имели должной власти и влияния, чтобы оградить Зар-Фа от ядовитой ловушки интриг. Борьба за трон уже началась, и главный претендент на обруч наследника оказался слишком юн, чтобы стать достойным противником.
Первое время казалось, что все как-то разрешится само собой, опасный период минует. И жизнь… нет, уже никогда она, конечно, не станет прежней, но хотя бы наладится, войдет в привычную спокойную колею.
Однако тешить себя этой иллюзией семья Тадэ
После смерти Первого Советника, луна не успела сменилась и одного раза, прежде, чем госпожа И получила письменное уведомление о том, что ее сыну угрожает серьезная опасность. Доброжелатель уведомлял о готовности некой 'группы людей' в ближайшее время 'устранить' неугодного претендента на наследование.
С того дня Зар-Фа никогда не оставался один — всюду за ним следовал опытный и незаметный, как тень, телохранитель. Только вот никому в доме от этого не стало спокойней. Угроза висела над семьей — ощутимая и тяжелая, словно большая липкая паутина. Гостей в особняке больше не принимали (что стало подлинным горем для молодых дочерей госпожи И), слугам устроили жесточайшую проверку, на кухне воцарился надежный дегустатор (способный узнать яд даже по запаху и виду еды), любые посылки и покупки проверялись сначала перед воротами особняка, а затем еще раз — в специально отведенной комнате.
Но страх висел. Он стал постоянным, неизменным фоном жизни.
По ночам госпожа И просыпалась с громко бьющимся о ребра сердцем — ей мерещились чужеродные звуки и тихие вкрадчивые шаги. Днем она с трудом могла сосредоточиться на привычных делах — рукоделие не приносило должного успокоения, чтение и вовсе казалось бессмысленным. Весь ум ее был занят только мыслями о сыне и нависшей над ним беде.
Письма больше не приходили. Но редкие гости дома Тадэ неизменно сообщали госпоже И, что ситуация не изменилась. И что ее мальчик по-прежнему в опасности. Особенно усердствовал дядюшка Хео. Он настоятельно советовал отослать ребенка подальше от дома, спрятать до поры или даже навсегда. Только так, если верить его уверениям, сын почившего Первого Советника имел хотя бы призрачный шанс остаться в живых. Да и для всей остальной семьи так будет гораздо безопасней.
Говоря по правде, Зар-Фа даже не ходил по краю, он уже почти упал с этого обрыва.
И вдова Тадэ понимала это, как никто.
Спустя еще два лунных цикла она проснулась среди ночи от истошного крика.
Кричала служанка в левом крыле особняка.
Недолго, впрочем… Укус черной змеи очень быстро обрывает жизнь.
Госпожа И верно поняла, что это было предупреждение. После той ночи у нее не осталось выбора.
Едва только рассвело, вдова Тадэ отправила приглашения на семейный совет всем влиятельным родственникам. Она знала, разумеется, что больше половины этих родичей были бы рады придушить Зар-Фа еще в колыбели, но теперь это не имело никакого значения… Совет состоялся через три дня, и по результатам его было решено отдать мальчика в храм Небесной Богини.
О том, что его ждет, Зар-Фа узнал от дяди Хео. Это был суровый мужской разговор, и никто из женщин семьи Тадэ не получил права присутствовать во время него.
Зар-Фа слушал родича молча, глядя в одну точку на полу. Его взгляд был слишком острым для ребенка, и господин Хео прекрасно видел, что внутри мальчика нет ни слез, ни страха — только жгучая обида и ярость. Он хорошо знал этот огонь, свойственный той великой крови, что текла в жилах Зар-Фа. И в его собственных тоже.
Именно поэтому дядя несколько раз уточнил у мальчика, действительно ли тот осознает всю серьезность ситуации. И действительно ли готов принять выбранный для него путь.
О да, он осознавал… Вполне.
Сын одного из самых влиятельных людей в Таре, Зар-Фа должен был не просто покинуть дом — его отдавали в УСЛУЖЕНИЕ. Можно ли придумать более изощренное издевательство? Но и этого участникам семейного совета показалось мало — по их воле ему надлежало навсегда отказаться от своего родового имени.
Теперь он был просто Зар.
Зар-одиночка. Без семьи, вековой истории и защиты предков.
Что ж… На самом деле ему не оставили выбора. В тот день, когда мать нашла тело отца остывшим, мальчик с белыми волосами понял, что его детство закончилось. А вместе с ним — и все хорошее.
Слушая старого дядьку с дряблыми щеками и тощей седой косицей, сын Ману Тадэ думал о том, как ему омерзителен и этот лживый человек, и все остальные родичи. Они сумели найти правильные аргументы, чтобы у маленького изгоя не осталось никакой возможности удержаться за свою прежнюю судьбу. Когда на одной чаше весов жалко подрагивает твое сомнительное благополучие при материной юбке, а на другой — жизнь и благополучие всей семи, ту уж выбор очевиден.
Зар-Фа стиснул зубы, чтобы не плюнуть родичу в лицо и коротко опустил голову в знак согласия.
Перед отъездом мать долго не выпускала его из своих объятий. По лицу ее двумя серыми бороздами пролегли шрамы от слез. Она не пыталась их утирать или прятать. И Тадэ больше жизни любила своего сына. Именно поэтому она позволила забрать его и спрятать.
Дорогу в храм он запомнил плохо. Шел дождь, и все вокруг было закрыто сплошной завесой воды.
В храме ему не дали времени даже оглядеться — сразу откуда-то возник бесцветный человек с обритой головой и велел идти за ним. Казалось этому пути по сплетению коридоров, террас и галерей не будет конца, но, в конце концов, служитель храма остановился и указал на высокую дверь с богатым рельефным узором. Внутри был бесконечно просторный зал с колоннами немыслимой высоты, нефритовый трон и старый человек на нем.
— Подойди, — сказал он глубоким, ничуть не ослабевшим от долгих лет голосом. — Подойди, Зар.
Лицо старика изрезали глубокие морщины, его совершенно седые волосы были острижены коротко, а белые глаза запали так глубоко, что казалось, они выглядывают откуда-то из другого мира.
Зар не испытал страха перед этим человеком. Даже легкая тень трепета не коснулась его сердца.
— Я знаю твое истинное имя, — сказал старик, — и знаю, почему ты здесь. Но дальше меня и дальше этих стен сие знание не уйдет. Отныне ты — служитель Богини. Прими это и смирись с этим. В Храм приходят разными путями, и твой путь не исключение. Я вижу, что сейчас твое сердце полыхает от ненависти и боли, но однажды ты поймешь, дитя, что твоя судьба дала тебе лучшую возможность остаться в живых и уберечь свою семью. Ты не станешь просить подаяние на улице, не будешь оттирать чужую грязь от пола или всю жизнь постригать кусты в саду. С этого дня твой путь — это путь танцора.
Танцора?
Зар посмотрел на старика изумленно. Он не ослышался?
— Да, ты прав, — сказал настоятель, — немного поздновато для того, чтобы начинать. Но у тебя сильное и ловкое тело. Ты справишься. А теперь иди.
В своем родном доме сын Первого Советника мало общался с ровесниками, но при этом никогда не ощущал себя одиноким. В новой храмовой жизни Зар оказался окружен детьми, однако именно среди них он впервые познал, что такое одиночество.
Одиночество болезненное и глухое — как неожиданный удар под дых.