Бонд, мисс Бонд!
Шрифт:
Ах, бедняга, так вот зачем ему целая пачка папиросной бумаги!
Андрей не понял, почему ехидная училка внезапно сделала жалостливое лицо и с неподдельным сочувствием осмотрела его кашемировую водолазку, превосходно пошитые костюмные брюки из тонкой шерсти и ручной работы мокасины из рубчатой акульей кожи.
Ольга Павловна тем временем с искренним стыдом припомнила, что накануне пассивно поспособствовала утрате ее собеседником жалкого транспортного средства типа велосипед, и ей стало нестерпимо стыдно.
Господи, какой позор! Она обидела убогого!
То есть убогим-то он не выглядел – вполне себе симпатичный мужчина лет сорока, бритый, мытый – видно, что следит за собой, из последних сил и средств.
Пахнет…
Она принюхалась.
Пахнет детским мылом! Ну да, оно же грошовое.
Одет, как уже отмечалось, не по сезону, но очень аккуратно.
Стрижка чисто номинальная – крайне незатейливый короткий ежик, не от крутого стилиста прическа, от дешевой парикмахерши с машинкой, но ему к лицу.
Само лицо – интересное, но бледное, под глазами залегли тени. Должно быть, недоедает, бедняга!
А ведь образованный, судя по всему, человек, не пьянь подзаборная, не иначе – жертва обстоятельств.
– Что это у вас с лицом? Оно перекосилось, – заметил Андрей, не подозревающий о том, что его записали в интеллигентные нищие. – Вы знаете, что это один из признаков инсульта?
– Слушайте, мне сейчас совершенно некогда, я ужасно спешу, у меня там дети сочинение пишут, – торопливо расплачиваясь в кассе, скороговоркой протарахтела расстроенная Ольга Павловна. – Мы могли бы с вами встретиться здесь вечером, ближе к шести?
– Так ведь магазин в семнадцать часов закрывается, – машинально напомнил ей Андрей, озадаченный этим неожиданным предложением.
– Тогда на том же месте, что и вчера, хорошо? – Ольга Павловна с извиняющейся улыбкой попятилась к двери. – Только вы обязательно приходите, ладно? Вы не подумайте чего плохого, это по делу и только в ваших интересах.
– Ну, ладно, – неуверенно согласился Андрей, которому еще никто никогда не назначал интересных деловых встреч под кустом в темном сквере.
Расплатившись за бумагу, он вышел из магазина и сел в терпеливо ожидавшую его машину с водителем.
– Поехали, Витя.
Из окна комфортабельного автомобиля он машинально высматривал предприимчивую училку и увидел ее на пешеходном переходе.
Ольга Павловна в развевающемся пальто и драных колготках маршевым шагом направлялась к родимой школе, деловито прикидывая в уме свои возможности по оказанию скорой гуманитарной помощи малознакомому нуждающемуся интеллигенту.
Девице Громовой срочно нужны были деньги.
Не сказать, чтобы таковая ситуация была для нее непривычной – регулярных папенькиных подаяний «на булавки» Марине всегда недоставало, но прежде в случае возникновения пиковой финансовой ситуации ей удавалось выпрашивать дополнительные пособия.
У папеньки денежек хватало, во всем отечественном птицеводстве не набралось бы столько кур, чтобы все склевать. И жадиной по отношению к любимым девочкам – жене и дочке – папенька не был. К сожалению, с некоторых пор он проявлял характер и с запозданием перевоспитывал транжиру и гулену Марину. Наказывал ее за неразумие и непослушание рублем, точнее, его отсутствием.
– Энди, вся надежда на тебя! Ты же не допустишь, чтобы твоя единственная сестричка умерла от голода? – требовательно спросила девица Громова старшего брата.
Андрей поморщился.
Во-первых, он терпеть не мог производных от своего имени: Энди, Эндрю, Анджей, Андрэ – вся эта иностранщина звучала невыносимо претенциозно и столь же глупо, как дурацкое прозвище Дрон, за которое он в школьные годы не одну наглую морду начистил до самоварного блеска.
Во-вторых, сестрица явилась к нему в офис в неподходящий момент и в неподобающем виде. На фоне аккуратно причесанных барышень в строгих костюмчиках патлатая девица Громова в бобровой шубке до пупа и драповых шортах поверх ажурных колготок, винтообразными путями уходивших в глубину замшевых ботфорт, смотрелась натуральной девицей по вызову.
Кроме того, от нее отчетливо попахивало вчерашним коньячком.
– Чего тебе, Маруся? – неприветливо поинтересовался Андрей, платя сестрице той же монетой.
Девица Громова терпеть не могла простонародные варианты своего имени.
– Денег, чего же еще! – чистосердечно призналась Марина. – Братской любви и заботы не прошу, возьму наличными.
– Сколько? – торопясь откупиться, любящий брат потянулся за портмоне.
Марина озвучила сумму.
– Сколько?! – удивился в меру любящий брат. – Это на пропитание? У тебя новая диета – полкило белужьей икры трижды в день?
Суммы, запрошенной жадной сестрицей, хватило бы, чтобы на месяц избавить от голода население небольшой африканской страны.
– Мне очень нужно, – сообщила Марина и самым непристойным образом оседлала стул, демонстрируя готовность навеки поселиться в офисе приличной фирмы.
– Кто бы сомневался, – проворчал Андрей. – Ты – просто воплощение большой нужды! Не дам я тебе таких денег, даже не надейся.
– А сколько дашь? – быстро спросила Марина, сообразив, что начался торг.
– Четверть.
– Три четверти!
– Четверть!
– Половину – и я до конца года не появлюсь в твоем офисе!
– До конца года осталось всего две недели, – напомнил Андрей, которому очень хотелось убрать сестрицу с глаз долой.
В приемной уже собирались участники важного совещания – сплошь приличные деловые люди. Девица Громова в их компанию не вписывалась категорически.
Девица Громова отлично вписалась бы в банду Махно – картинно стоя на декорированной пулеметом телеге и с гиканьем нахлестывая взмыленных лошадей.