Бора-Бора
Шрифт:
Ловкие длинноклювые зяблики, вышедшие на охоту целым семейством, виртуозно просовывали свои носы в отверстия в дереве и доставали оттуда нежелательных гостей. Они вошли в такой раж, что даже не обращали внимания на благодарных им людей.
Ну а плотнику оставалось лишь затыкать отверстия маленькими заостренными палочками, его же помощники тем временем шпаклевали корпус катамарана смесью из смолы пандануса и яда колючих но’у, которых женщины ловили в лагуне. Такая шпаклевка почти целый месяц защищала корпус от прожорливых моллюсков,
Все остальные, за исключением воинов, наблюдавших за океаном, запасались фруктами, устрицами, крабами и особенно лангустами, прятавшимися между кораллами. Последних складывали в большие корзины, которые подвешивали под навесной палубой, чтобы, во-первых, их все время омывали океанские воды, а во-вторых, до них не могли добраться акулы. Такая «кладовая» была очень удобна, и паи ваинес достаточно было лишь протянуть руку и выбрать лангуста, которого хотелось бы приготовить на обед.
Осознав, что его команда измотана столь трудным переходом, Мити Матаи разрешил женщинам запастись также мясом и яйцами черепахи, помня о том, что Хиро Таваерии освободил их – людей, в чьих жилах не текла кровь правителей острова и кто не имел никакого отношения к верховным жрецам, – от запрета.
Дело в том, что, согласно древним обычаям, ону для подавляющего большинства полинезийцев была священным животным и на употребление их мяса в пищу накладывалось строжайшее табу. И хотя со временем некоторые стали нарушать обычай, не боясь при этом быть наказанными, все же люди в основной своей массе продолжали и далее почитать черепаху.
Как утверждали знатоки, тот, кто употреблял в пищу мясо черепах, которые достигали часто двухсотлетнего возраста, становился сильным и мудрым, легко переносил боль и долго сохранял потенцию. Естественно, многие хотели бы отведать чудесного мяса, однако это грозило бы полным уничтожением удивительных созданий, поэтому подобное угощение могли себе позволить лишь люди, занимающие высшие ступеньки в общественной иерархии.
Вот почему, когда Ваине Тиаре поставила перед Тапу Тетуануи деревянную плошку, в которой в кокосовом молоке плавали шесть черепашьих яиц и большой кусок черепашьего мяса, желудок и сердце мальчишки сжались одновременно. Желудок – от предвкушения вкуснейшего ужина, а сердце – от священного ужаса перед угощением, которое ему от рождения было запрещено пробовать.
Победу все же одержал желудок: во-первых, юноша отчаянно хотел есть, а во-вторых, Тапу во всем доверял своему учителю, Хиро Таваеарии, и если тот разрешил им есть мясо священного животного, значит, так тому и быть. Экипаж и большая часть пассажиров «Марара» сразу же сдались, не сумев устоять перед соблазном попробовать королевское кушанье, тем более что им предстояла прекрасная возможность разнообразить уже осточертевшее за долгие месяцы плавания меню, в основе которого лежала рыба.
А потом тем же вечером крошечный остров и звезды стали свидетелями нежной любовной игры.
Паи ваинес едва успевали исполнять свои обязанности. А вот Иона и три освобожденные девушки держались в стороне: после всех перенесенных ими страданий,
Девушки решительно отвергали любые намеки на возможную близость, а Мити Матаи ясно дал понять своим людям, что никто не должен беспокоить спасенных пленниц, если они не желают принимать знаки внимания, и приказ его все исполнили беспрекословно.
Принцесса Ануануа уединилась в самом дальнем уголке островка. Она сидела под пальмой, лицом к морю, безотрывно вглядываясь в океан и отчаянно надеясь, что вот-вот на горизонте покажется пирога Октара.
Она, казалось, постарела лет на десять. Ее веки опухли, а глаза налились кровью. Живот начал увеличиваться слишком быстро, будто ее сын, которого она носила под сердцем, начал расти не по дням, а по часам.
С Ваине Тиаре, когда та приносила ей пищу, она уже почти не разговаривала и часами что-то нашептывала еще неродившемуся ребенку. По-видимому, она пыталась поведать ему о сжигающей ее изнутри страсти к Октару и передать всепоглощающую жажду мести.
– Наверное, Мити Матаи оставит ее здесь, – злобно сказал Ветеа Пито. – Да, так и нужно поступить, оставить ее на острове, и пусть умирает от страха.
– А если сюда действительно доберутся Те-Оно и найдут ее? – спросил друга Тапу.
– Ну и что, по мне, так пусть с ними и остается, – зло ответил ныряльщик.
– Это опасно, – серьезно заметил Тапу. – Опасно не только для нас, но и для всего Бора-Бора. Ануануа этим Октаром словно околдована. Он превратил ее в рабыню. – Он развел руки в стороны, чем сильно напомнил другу главного навигатора. – Ты только представь себе, что значит оставить у дикарей, чей остров мы разорили и чьих родственников отправили к богам, человека, который хорошо знает Бора-Бора? – Он решительно покачал головой. – Да мы никогда не сможем спать спокойно!
– Я думал об этом, – поразмышляв, согласился ныряльщик. – Возможно, ты и прав.
– Конечно прав, – уверенно произнес Тапу Тетуануи. – Хиро Таваеарии меня учил, что самым опасным врагом становится твой брат по крови. А злейшем врагом Бора-Бора неожиданно стала его собственная правительница. – Он снова помотал головой. – Это не только опасно. Мы рискуем тем, что наши моральные устои пошатнутся, а законами станут пренебрегать.
Его товарищ не сразу нашелся с ответом, но потом все же грустно произнес:
– Если мы не можем привезти ее с собой на Бора-Бора, то не можем отдать ее и Те-Оно, да и в море выбросить тоже не можем.
– Доверим ее судьбу Тане.
– Что ты этим хочешь сказать? – удивился Ветеа Пито. – Ведь богу Тане доверяют только судьбы мертвых.
– Ануануа уже мертва, – услышал он в ответ. – Мертва настолько, что вот уже неделя как разлагается.
На третий день «Марара» полностью освободился от тередо. Те моллюски, которые не высохли на солнце и которых не выклевали птицы, погибли в замазанных ядовитой шпаклевкой ходах. Плотник уверял, что смола через сорок восемь часов окончательно застынет и корабль будет снова готов отправиться в путь.