Борьба незримая (Книга 2)
Шрифт:
Мимо них с грохотом проехал грузовик с открытым кузовом, в котором стояли молодые красноармейцы с винтовками.
"Мобилизованные - только-только с какого-нибудь завода... А забавно прогуливаться вот так в центре занятого врагом города. Ведь я же сейчас действительно прогуливаюсь. Дышу воздухом".
"Не хорохорьтесь. Ржевский, Вы слабы как котенок", - сказал вечером Алексеи Никитенко.
"Да, прапорщик, - подал голос молчаливо куривший в кресле у окна Некрасов.
– Ваши обязанности, несомненно, сводятся сейчас к отдыху, прогулкам и сну.
"Надеюсь, что этого не понадобится, г-н штабс-капитан".
– Сережа, смотри, там что-то повесили и, народ собирается, - Тутти тянула Сережу к небольшой, все увеличивающейся кучке народу посреди сквера.
Заметив в толпе светловолосую девушку из ЧК, одетую все в ту же лихо перепоясанную кожанку, Сережа остановился было, но вспомнив невидящий взгляд скользнувших по нему глаз, начал пробираться ближе к объявлению.
Лист желтовато-серой грубой бумаги был криво приляпан на старую афишную тумбу, еще извещавшую о последнем Шаляпинском концерте, и сам казался жутковатой афишей нелепого, фантастического фарса...
БЕРЕГИТЕСЬ ШПИОНОВ!
СМЕРТЬ ШПИОНАМ!
НАСТУПЛЕНИЕ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ НА ПЕТРОГРАД С ОЧЕВИДНОСТЬЮ ПОКАЗАЛО, ЧТО ВО ВСЕЙ ПРИФРОНТОВОЙ ПОЛОСЕ В КАЖДОМ КРУПНОМ ГОРОДЕ У БЕЛЫХ ЕСТЬ ШИРОКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ШПИОНАЖА, ПРЕДАТЕЛЬСТВА, ВЗРЫВА МОСТОВ, УСТРОЙСТВА ВОССТАНИЙ В ТЫЛУ, УБИЙСТВА КОММУНИСТОВ И ВЫДАЮЩИХСЯ ЧЛЕНОВ РАБОЧИХ ОРГАНИЗАЦИЙ.
ВСЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ НА ПОСТУ.
ВЕЗДЕ УДВОИТЬ БДИТЕЛЬНОСТЬ, ОБДУМАТЬ И ПРОВЕСТИ САМЫМ СТРОГИМ ОБРАЗОМ РЯД МЕР ПО ВЫСЛЕЖИВАНИЮ ШПИОНОВ И БЕЛЫХ ЗАГОВОРЩИКОВ И ПО ПОИМКЕ ИХ.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ РАБОТНИКИ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ РАБОТНИКИ ВО ВСЕХ БЕЗ ИЗЪЯТИЯ ВОИНСКИХ ЧАСТЯХ В ОСОБЕННОСТИ ОБЯЗАНЫ УДВОИТЬ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ.
ВСЁ СОЗНАТЕЛЬНЫЕ РАБОЧИЕ И КРЕСТЬЯНЕ ДОЛЖНЫ СТАТЬ ГРУДЬЮ НА ЗАЩИТУ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ, ДОЛЖНЫ ПОДНЯТЬСЯ НА БОРЬБУ С ШПИОНАМИ И БЕЛОГВАРДЕЙСКИМИ ПРЕДАТЕЛЯМИ. КАЖДЫЙ ПУСТЬ БУДЕТ НА СТОРОЖЕВОМ ПОСТУ - В НЕПРЕРЫВНОЙ, ПО-ВОЕННОМУ ОРГАНИЗОВАННОЙ СВЯЗИ С КОМИТЕТАМИ ПАРТИИ, С ЧК, С НАДЕЖНЕЙШИМИ, С ОПЫТНЕЙШИМИ ТОВАРИЩАМИ ИЗ СОВЕТСКИХ РАБОТНИКОВ. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ ОБОРОНЫ
В. УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) НАРКОМВНУДЕЛ Ф.ДЗЕРЖИНСКИЙ9
...Прочитывая воззвание, люди расходились от него молча, не обсуждая и не высказываясь. Сережа взглянул на напряженное личико Тутти: губы девочки шевелились, глаза горели - казалось, она пожирала ими зловещие буквы.
12
Из столовой доносились взрывы самозабвенного смеха: хохотали Зубов и Тутти. Открывшееся зрелище не доставило Некрасову особого удовольствия: посреди стола на забрызганной водой скатерти, в тарелке кузнецовского фарфора плавало несколько парусных .корабликов из картона и скорлупы грецких орехов. Один из корабликов горел. Тутти, упираясь ботинками в обивку стула и локтями полулежа на столе, дула на бумажные паруса кораблика, то и дело прерываясь для того, чтобы разразиться новым припадком хохота.
Сережа, чистивший рядом разобранный на куске сукна наган, негромко разговаривал о чем-то с расхаживающим у камина подпоручиком Стеничем, одновременно с интересом поглядывая иногда за ходом водной баталии.
– Нет уж, ты мне не крути - капитан у тебя в стельку...
– Ничего не в стельку... Это нарочно!
– Кормой вперед плыть - нарочно?! В стельку, в стельку...
– Что до меня, - Сережа, явно продолжая спор, обернулся к Стеничу, то мне трудно поверить, что такой Петроний, Петроний - эстет, на самом деле существовал. Римский вельможа времен Империи - такой же раб, как его собственные рабы. Без личной свободы нельзя быть эстетом.
– Ну, не знаю... По-моему, эстет прежде всего ценит красоту. А в ужасных деяниях Нерона есть какая-то жуткая красота... Свирепое величие разнузданного желания, которое все сокрушает на своем пути...
– Тогда у наших отечественных нижегородских купчишек ничуть не меньше "свирепого величия", чем у Нерона.
– В голосе Сережи прозвучало раздражение.
– Чем поджог ресторации хуже пожара Рима? Общий принцип - не препятствуй моему ндраву.
– Вы все передергиваете, Ржевский! Тут другой размах...
– Вот как? Тогда купец Петров, который спьяну подпалил целый ресторан, вдвое ближе к критерию эстетического, чем купец Сидоров, который только закуривает сторублевками? А я подобрал бы для этого "свирепого величия" несколько иное название...
– А я уверен, что Петроний...
– Ох, развели философии - хоть топись. В этой самой тарелке. Эй, по рукам за такие штучки! И вообще, Тутти, с тобой мне только чертененочка младенца не хватает с такими вот рожками.
– Зубов сделал соответствующий жест.
Тутти восхищенно фыркнула.
– Вам не кажется, граф, - с неудовольствием взглянув на Тутти, сухо заметил Некрасов, - что Вы иногда слишком далеко заходите в своей роли анархиста?
– Ну, дальше, чем мой предок, я не зайду.
– Зубов с явным удовольствием перевернул догорающий кораблик.
– Правда, тот захаживал аж в опочивальню к матушке Екатерине Великой.
– Comte10, я еще раз обращаю Ваше внимание на то, что Вы находитесь в обществе ребенка.
– Голос Некрасова стал ледяным.
– То-то и оно!
– Зубов возмущенно сорвался из-за стола.
– Самая уместная компания! Почему я впрямь не анархист?!
– Вот и поразмыслите покуда над этим. А согласия на предложенную Вами авантюру я не даю.
– Нет, Некрасов, я не за этим.
– В манере Зубова проступила подтянутая собранность.
– Я только что от Люндеквиста.
– Пройдемте ко мне в кабинет.
Пройдя в небольшую, в одно окно, комнату, служившую ему кабинетом, Некрасов сдвинул со стола бумаги и демонстративно остался на ногах, пока Зубов, со сдержанным кивком благодарности, не сел первым. Теперь, когда Некрасов и Зубов находились наедине, в их подчеркнутой любезности друг к другу явственно проступала застарелая нелюбовь между "николаевцами" и "пажами".