Борден 2
Шрифт:
По лицу Хоука растекся гнев, губы подергивались, когда он ответил:
— Это полный пиздеж, и ты знаешь об этом. Я только что сказал тебе, что выпил всего одно пиво…
— И я только что сказал тебе, что мне похуй.
— Ладно, это убогая отмазка, Борден! Я знаю, что происходит. Ты распереживался, потому что я совершенно безобидно поболтал с твоей девушкой? В самом деле, после всего, что я для тебя сделал, ты будешь стоять здесь и сомневаться в моих намерениях? Да пошел ты на хуй!
Борден шагнул ближе и, сжав кулаки, прорычал:
— Не смей хамить мне! Вспомни, кому ты подчиняешься
В мгновение ока Хоук схватил недопитую бутылку и резко швырнул ее через всю комнату — мимо Бордена и в паре метров от Гектора. Она разбилась о стену, достав осколками лицо и руку Гектора. Он отстранился, бросив на старшего брата шокированный взгляд. Хоук сделал пару лихорадочных шагов в направлении Бордена. Все его тело дрожало от ярости, но Грэм даже в пьяном ступоре успел вовремя добраться до него. Он навалился на Хоука, толкая его в грудь, и несколько раз сказал ему прогуляться. Гектор подскочил так же быстро, схватив Хоука за руку и толкнув в сторону выхода.
— Пойдем, брат, — сказал Гектор. — Это плохо закончится, если ты не уймешься.
— Я ничего, блядь, не сделал, — прорычал Хоук.
Как раз тогда я поняла, что Хоук, ростом выше метра восьмидесяти и с телосложением борца, мог бы легко их отшвырнуть, чтобы добраться до Бордена. Но он позволил им вытолкать себя, все время сверля Бордена взглядом, в котором отражалось так много противоречивых эмоций: ненависть, предательство, печаль. И тяжело было наблюдать практически полное отсутствие реакции со стороны Бордена. Он смотрел этим пустым жестким взглядом, по-прежнему сжимая кулаки.
— Пошел ты на хер, Борден! — последнее, что сказал Хоук, прежде чем убраться отсюда. Борден даже не моргнул — настолько сдержанно-холодным он был на протяжении тех секунд, пока они уходили. Затем он повернулся ко мне, и я увидела, как это выражение исчезло с его лица. Быстро подойдя ко мне и чуть не сбив с ног, он резко схватил меня за подбородок и заставил взглянуть на него снизу вверх. Хватка была грубой, но его прикосновение заставляло меня дрожать. Миллиметр за миллиметром он изучал мое лицо. Его ноздри раздулись, и я в ответ уставилась на него. Мой рот слегка приоткрылся, глаза были прикованы к нему.
— Ты на самом деле чертова пьянь, — с отвращением выплюнул он. — После всего, что ты рассказывала о своей матери и о том, почему ты не пьешь, ты, блядь, хватаешься за бутылку и решительно окунаешься в это дерьмо? Какого хрена с тобой не так, Эмма?
Что не так со мной?
Я вскипела и гневно выпалила:
— Я просто устала ждать, пока ты насладишься чертовым стриптизом! Ты получил удовольствие?
Его лицо окаменело.
— Твой мозг отказывает, когда ты выпьешь? Тебя перемкнуло или что-то в этом роде? Потому что это, должно быть, алкоголь сейчас вытрахал у тебя все мозги.
— Я не пьяная. Я знаю, что говорю.
С раздраженным ворчанием он опустил руку и, резко схватив меня за запястье, потащил через весь клуб к одной из приватных комнат. Впихнув меня туда, он с грохотом захлопнул за собой дверь. В комнате был полумрак.
— Ты думала, что я наслаждался здесь приватными танцами? — прорычал он, заставляя меня встать перед ним. Он прижал меня спиной к своей груди и обвил рукой талию.
— А что девочки делали здесь, если не танцевали, Борден?
— Да, они танцевали, но я, блядь, даже не взглянул на них, куколка. Я разговаривал о делах, пока ты снаружи напивалась с таким, как Хоук.
— Повторюсь, я не пьяная, — парировала я. — И почему в комнате, где вы говорите о делах, присутствуют девушки, когда Гектор совершенно четко сказал что-то вроде, — я сделала воздушные кавычки, — «место сучек за дверью и на коленях».
— Потому что Гектор — это кусок сраной туалетной бумаги. Но я вижу, что здесь произошло. Ты услышала, что я здесь с девочками, и решила отплатить мне...
— Теперь ты думаешь обо мне самое, черт возьми, худшее!
Он вдруг развернул меня кругом, сжимая плечи обеими руками, прижал к себе и гневно посмотрел на меня сверху вниз.
— Ты могла бы пойти в офис, закончить работу с какими-нибудь долбаными документами, которые не успеваешь сделать, вместо того, чтобы, блядь, крутиться в компании самых близких моих охранников, в придачу ко всему — в руках, блядь, одного из них…
— Я упала, и он поймал меня.
— Я предпочел бы, чтобы он не находился настолько близко, чтобы мог поймать тебя, куколка.
— Ты говоришь, что лучше, чтобы мне было больно?
— Я бы предпочел, чтобы ты в общем и целом избегала выпивки.
Я прищурилась на него.
— Ты ревнуешь, так ведь? Вот что происходит?
Он стиснул зубы, наклонился ближе ко мне и прошипел:
— Да, я чертовски сильно ревную. Я чувствую это везде: оно бурлит в моей крови, стучит в мозгу, как сраный кирпич по черепу, — и все, о чем я продолжаю думать, это твой гребаный взгляд, когда он, сука, поймал тебя. Меня взбесил этот гребаный взгляд, Эмма. Я хочу нагнуть тебя над этим диваном, вцепиться тебе в волосы, вогнать внутрь тебя свой член и трахать до тех пор, пока ты, блядь, не запомнишь, на кого ты должна смотреть таким взглядом. Вот степень моей ревности.
Я была слишком ошеломлена, чтобы ответить. Сердце колотилось в груди, и я пыталась подобрать слова. Пыталась так мучительно, ломая себе мозг. Но ничего толкового не получилось, кроме дрожащего:
— Ты не должен делать этого с Хоуком. Это не его вина. Мы просто помирились и…
— Давай начистоту, Эмма. Он не твой друг. Ни он, ни Грэм. Они никогда не будут твоими друзьями. Они работают на меня и защищают тебя.
— Это неправда. Грэм много значит для нас. Он всегда был рядом.
— Он рядом, потому что я плачу ему за это.