Борись за меня

Майклс Коринн

У меня в голове мелькает лицо Сидни, и я понимаю, что скучать мне не придется. Но мне будет одиноко, это точно.

— Все будет хорошо.

Он хихикает.

— Ты чертов дурак.

— Может, и так.

— Ты действительно думаешь, что сможешь быть рядом с женщиной, которую ты желал последние десять лет, и не испортить все?

Я жалею, что рассказал ему о Сидни.

— Со мной все будет в порядке, — повторяю я.

Он откидывается в кресле и ухмыляется.

— Помнишь, что ты сказал, когда я встретил Даниэль?

Майло

встретил свою жену, когда пытался получить ее работу — свою работу. Он не смог устоять перед ней. Когда он впервые рассказал мне о ней, я понял, что он в полной заднице.

— Да.

— Не будь таким занудой. У всех мужчин есть слабость, и обычно это женщина. Господь свидетель, у меня всегда так было.

Я закрываю глаза, откидываю голову назад и мысленно даю себе пощечину за то, что согласился на это. Майло слишком хорошо меня знает, и я не уйду с этого ужина, не выслушав еще больше его дерьма.

— Мы не все такие, как ты, Майло.

— Слава Богу, — он поднимает свой бокал. — Моя жена едва справляется с одним мной, а представьте себе мир, полный симпатичных, умных, веселых и потрясающе фантастических любовников, бегающих вокруг. Это было бы интересно, это точно.

— И не забудь добавить, какой ты скромный.

Он ухмыляется.

— Это не одна из моих черт. Но мы говорим не обо мне, поскольку у меня в жизни все в порядке. Это у тебя полный бардак.

Он понятия не имеет.

— Я занимался с ней сексом, — пролепетал я.

Майло поперхнулся своим напитком и медленно опустил стакан.

— В твоих снах?

Лучше выложить все сейчас. Я мог бы рассказать братьям, но они, скорее всего, будут на ее стороне, как всегда. Сидни сделала жизнь каждого лучше. Она была солнечным светом в наши самые темные дни. Когда мы были рядом с ней, у нас было убежище, и мы жаждали его.

После смерти матери она стала играть роль матери, а я — отца семьи. Отец был слишком занят, напиваясь до одури, чтобы заботиться о моих братьях, поэтому заботился я. В одиннадцать лет я научился делать все. Я готовил обеды, помогал с домашними заданиями и бил всех, кто к ним придирался.

Когда мы стали старше и превратились в настоящую пару, она всегда была рядом и помогала. Сидни пекла им торты на день рождения и приносила суп, если они болели.

Она была моим миром.

Она была моим сердцем и душой, а я позволил ей уйти.

Теперь я снова облажался.

— Нет, когда я поехал на день рождения племянницы. Я увидел ее у пруда, у которого мы обычно встречались, и… не знаю, мне пришлось ее поцеловать.

— И что потом? Засунул в нее свой член?

Я выпускаю из носа тяжелый вздох.

— Мне не нужно твое дерьмо.

— А по-моему, ты в нем нуждаешься. Годами ты рассказывал мне о Сидни и о том, как ты ушел от нее, чтобы спасти ее. Как ты не можешь представить, что из этого могло бы получиться. Потом ты сказал, что с

этим покончено, и ты пошел дальше, женился на своей работе и больше не вспоминал о ней. Я бы сказал, что ты либо лжец, либо ублюдок.

— Я и то, и другое.

Я лжец, потому что никогда не расставался с ней. Как я мог? Я потерял ее не так, как должно было быть. Это будущее было отнято у меня, вырвано из моих рук без всякого предупреждения.

Теперь я снова ощутил ее вкус и жажду большего.

Я ублюдок, потому что через полгода я все равно уйду, не выдержав напряжения.

Майло кивает, а затем покручивает жидкость в своем бокале.

— Я тебя не осуждаю, понимаешь? Я был не лучше, гоняясь за женщиной, которую не заслуживал.

— А сейчас?

Он смеется, поднимается на ноги и хлопает меня по спине.

— Ни в малейшей степени. Моя жена в миллион раз лучше меня. Я просто не настолько глуп, чтобы отпустить ее. Кстати, о ней, мне нужно вернуться в отель. Подумай над тем, что я сказал, и реши, будешь ли ты продолжать быть чертовым идиотом или наконец вытащишь голову из задницы.

Майло выходит из бара, оставляя меня наедине с недопитой бутылкой скотча. В моей голове полный бардак, и так было с тех пор, как она ушла от меня тем утром. Если бы он только знал правду о том, почему я отказался от нее все эти годы, он бы меня понял.

Единственное различие между тем временем и сейчас заключается в том, что больше нет большого секрета. Правда раскрыта, и я могу рассказать ее Сидни, и я бы рассказал, если бы думал, что это имеет значение.

Но потом я задумался, как я мог бы признаться в этом.

Меня все еще мучает чувство вины за все это. Если бы она знала, возможно, мы бы снова стали друзьями. Может, она бы поняла, что я уехал ради нее.

Почему я не мог сказать Сидни и позволить щепкам упасть?

Прежде чем зайти слишком далеко в этих размышлениях, я вспоминаю, почему я никогда не подниму щепки. Потому что дело не только во мне. Есть еще три человека, которые тоже хранят этот секрет. Если бы Сидни узнала, простила бы она меня? Примет ли она, что мы поступили так, как считали нужным?

Нет, она никогда не поймет, какой выбор я сделал. В ту ночь она осталась бы на обочине дороги, и последствия были бы ужасны. Она не стала бы бежать, скрывать правду, а потом оборвать все связи с теми, кто ей дорог.

Нет, это был я, и тот путь, который я выбрал восемь лет назад, ничего не изменил.

Я еду по шоссе № 80, проезжая небольшие городки Нью-Джерси по пути в Пенсильванию. Я уже ненавижу каждую чертову секунду. Я буду скучать по Нью-Йорку. Город впитался в меня. С каждым днем я становился все менее деревенским, и это дало мне истинное ощущение дома. Запахи кренделей и мусора, звуки гудков, крики людей и проезжающих мимо поездов — это нормальное явление, которое наполняло меня, когда я был пуст.