Борись за меня
Шрифт:
Я сделал все это.
Я слишком часто работаю допоздна. Слишком много недель, когда меня заваливают делами, которые нужно делать, и я никогда бы не справился с этим, если бы был с ней.
Поэтому уход от нее был самым трудным и самым самоотверженным поступком в моей жизни.
И я бы сделал это еще раз.
Любовь к ней принесла бы ей только боль, и я бы отрезал себе руку на хрен, прежде чем позволить этому случиться снова.
— Ты ведешь себя так, будто все это так просто, Коннор. Некоторые из нас той ночью приняли
— И я думаю, что мы с Элли понимаем это больше, чем многие другие.
Я откинул голову назад и уставился в ночное небо. Он прав. Боже, все так запуталось, и я устал от этого.
— Помнишь, когда жизнь была легкой?
— Я помню, когда мама была жива, но после этого…
— Определенно было нелегко.
Печально видеть, как один миг может изменить траекторию жизни. У меня были планы даже в одиннадцать лет. Я собирался стать таким же, как мой отец. Я хотел управлять этой фермой, жить здесь и растить семью, иметь все это, как мои родители.
Потом она умерла, и мечта исчезла.
— Быть здесь — это чертовски ужасно. Я думал, что раз уж я несколько раз возвращался, то это не будет так тяжело.
Рука Коннора ложится мне на плечо.
— Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Это нелегко, и тебе кажется, что ты вылезешь из своей кожи.
— А легче становится? — спрашиваю я его.
— И да, и нет. Иногда я клянусь, что слышу, как он кричит, и помню ощущения перед тем, как его кулак ударил меня по лицу. Воспоминания и кошмары таятся в каждом уголке этого места.
Я поворачиваю голову назад к дому и вижу девочек и Хэдли, танцующих в гостиной.
— Но они никогда не были кошмаром.
Коннор смотрит на меня с мягкой улыбкой.
— Нет, они — свет, который сияет, когда ты открываешь глаза и понимаешь, что ты больше не в этом аду.
— В первый раз, когда папа ударил меня, я пошел к Сид.
Она привела меня в свой дом, приложила к глазу лед и дала мне молоко с печеньем. Помню, я подумал: вот на какой девушке я хочу жениться.
— Я любил ее больше всего на свете и до сих пор считаю, что уйти от нее было правильным поступком.
— Но? — спрашивает Коннор.
— Но вернуться сюда, увидеть ее — это будет мучительно.
Коннор отставляет пиво и глубоко вздыхает.
— Ты упрямишься — вот что мучительно. Скажи ей правду, Дек. Пусть она узнает обо всех этих глупостях и обидах, через которые мы прошли. Не лги ей больше и перестань притворяться, что не любишь ее и не хочешь ее.
Хотеть ее и иметь ее — две совершенно разные вещи. Дело не только в обещании, которое мы дали, но и в понимании того, что такая жизнь нам не подходит. Ей нужен тот, кто не разрушен и готов отдать свое сердце без оговорок, и тот, кто останется. Этот человек — не я.
— Я никогда не полюблю никого настолько, чтобы захотеть жениться. У меня никогда не будет такой жизни, как у тебя, и в этом нет ничего такого, что
Я слышу вздох, а когда смотрю на дверь, Сидни уже стоит там, услышав каждое чертово слово из моей лжи.
Глава восьмая
Сидни
— Сид, подожди, — говорит Деклан, когда я пытаюсь пробраться к машине.
— Зачем?
Нет смысла. Он ясно дал понять, что жена и дети — это кошмар для него. Я не настолько глупа, чтобы не понять этого.
Одна мысль о том, чтобы быть привязанным к какому-то ребенку, вызывает у меня желание броситься со скалы.
Ну, обрыв прямо здесь, приятель, так что готовься прыгать.
— Потому что то, что я сказал, прозвучало неправильно.
Это останавливает меня. Я поворачиваюсь, а он замирает на месте с опаской в красивых зеленых глазах.
— Что именно?
— Все.
— Значит, ты хочешь полюбить кого-то настолько, чтобы жениться? Я имею в виду… очевидно, что ты не любил меня достаточно, и ты дал мне это понять, но я просто уточняю для будущих женщин, которых ты можешь встретить.
Деклан вздохнул.
— Я никогда не женюсь.
— Хорошо, — говорю я очень серьезно. — Я неправильно поняла насчет детей?
— Нет.
Одно единственное слово. Одно слово, настолько ясное и безошибочное, что оно потрясло меня до глубины души.
— Ни жены, ни детей, ни Шугарлоуф. Что именно я не понимаю?
Его рука обхватывает шею, и он начинает шагать.
— Дело не в словах или смысле, а в том, как это было сказано. Я знаю, ты не понимаешь, но то дерьмо, через которое я прошел…
— Ни в коем случае, — прервала я его. — Ты не собираешься использовать свое прошлое против меня. Я была там. Я наблюдала за тем, как все это происходило, так же уверенно, как и за тем, как ты уходил. Ты вернулся в мой дом два месяца назад и что? Не смог удержаться, чтобы не вернуться к женщине, которая отдавалась тебе миллион раз? Потому что это все, чем я являюсь, верно? Память об обиде и боли, которые ты пережил в этом городе?
— Ты никогда не была болью и обидой.
Я качаю головой с полуулыбкой.
— Нет, это было то, что я получила в качестве утешительного приза.
Его челюсть сжата, и я вижу, как он размышляет над всем этим. Я вечно читаю ему нотации, но этому должен быть положен конец. Он никогда не изменится, а я всегда буду хотеть большего. Как мы можем быть вежливыми? Как нам найти золотую середину, когда мы находимся на противоположных концах земного шара? Это только навредит нам обоим и ребенку, который появится в этом мире.