Борись за меня
Шрифт:
Боже, ребенок.
Мое сердце болит, и мне хочется плакать.
Когда он перестал быть добрым, милым парнем, который говорил о жизни, которая у нас будет, включая детей, и превратился в этого циничного ублюдка?
— Сделать тебе больно тогда и сейчас — это последнее, чего я хочу.
— Тогда, может быть, тебе стоит держать язык за зубами, когда я рядом, или, что еще лучше, держаться от меня подальше, Деклан. Я не вынесу еще одной душевной боли.
С этими словами я сажусь в машину, оставляя его позади, и всю
— Почему ты здесь, Сид? — спрашивает моя сестра Сьерра.
Мои племянники бегают вокруг, притворяясь, что стреляют друг в друга, а я сижу на веранде, глядя на холмы, и даже не вспоминаю о поездке.
— Мне нужно было уехать.
Мне нужно было забыть человека, который находится в городе, который был моим домом. Прошло три дня с того ужина, я не видела его с тех пор, но я все еще чувствую его.
У меня тяжело на сердце, в груди все сжалось, и мне так хочется пойти к нему, рассказать обо всем и молиться, чтобы мы хотя бы остались друзьями, но я знаю, что лучше. Я ему не нужна, и ребенок ему точно не нужен.
— Потому что там Деклан?
Она слишком хорошо меня знает.
— Трудно находиться рядом с ним.
— Могу себе представить. Если бы мне пришлось жить в одном городе с Алексом и не быть его женой, не знаю, смогла бы я это сделать.
Они с Алексом — образец идеального брака. Они познакомились в колледже, она заставила его много работать, чтобы доказать свою важность, и они поженились, когда были уверены, что смогут продержаться долго. Я бы вышла за Деклана в восемнадцать лет.
— Он не хочет меня, как и все остальные парни…
Она берет мою руку, а затем шлепает меня по затылку свободной рукой.
— За что, черт возьми?
— За то, что была дурой. Если ты приехала сюда, чтобы я тебя опекала и рассказывала, что папа был глупым и на самом деле любил нас, и все такое прочее, то ты сошла с ума. Деклан не похож на всех парней, потому что ни один из них не похож на другого. И он совсем не похож на донора спермы, который считался нашим отцом.
Сьерра старше меня, и когда наш отец ушел, для нее все было иначе. Там, где я была раздавлена, чувствуя себя брошенной и нелюбимой, ей было все равно. Для нее папа не был достаточно хорош для нас. Любой мужчина, который решил уйти, мог просто жить дальше. Я так не считала.
Я обижалась на маму за то, что она оттолкнула его от себя. Я думала, что, если бы она не ругалась с ним постоянно, он бы остался. Я была молода, глупа и наивна.
Однако Сьерра ни разу не проронила ни слезинки из-за его ухода. А я наплакалась столько, что хватило бы на еще один пруд.
— Когда ты присоединилась к команде Деклана?
— Никогда. Я вообще никогда не была в команде. Я знаю, что вы оба были глупы и молоды. Да, было бы здорово, если бы все получилось, но вы были детьми!
— Нам было по двадцать! Я любила его, Сьерра. Я любила его, и до
— Рот! — шипит она, оглядываясь в поисках детей.
— Прости.
Она двигается на своем месте, а затем сжимает мою руку.
— Он бросил тебя, и это разбило тебе сердце, но посмотри, что ты сделала со своей жизнью. Ты умна, успешна и ведешь два бизнеса в этом чертовом городе.
Я знаю, что она права, но какая-то часть меня все еще пустая. Это как старое дерево на нашей ферме, которое все еще стоит. Снаружи ствол выглядит высоким и надежным, но внутри пусто.
За исключением жизни, которая растет.
— Я беременна, — пролепетала я.
У Сьерры отпадает челюсть, глаза не моргают несколько секунд, а я жду.
— Ты беременна?
— Да.
— Но… ты даже не… я имею в виду… ты с кем-то встречаешься?
Я качаю головой и смотрю на свои ноги.
— Нет, это Деклан.
Я слышу, как воздух вырывается из ее губ.
— Деклан? Ого. Хорошо. Как? Когда?
Похоже, она может произнести только одно слово за раз.
— Когда он вернулся домой несколько месяцев назад, мы увиделись у пруда. Это просто… случилось.
— Этот чертов пруд.
Мои глаза находят глаза сестры, и я киваю.
— Этот пруд.
— Мы должны засыпать его.
— Сейчас от этого мало толку.
Сьерра медленно качает головой.
— Ты ему сказала?
И в этом вся суть.
— Нет, я слышала, как он кое-что сказал, и ушла.
Она откинулась на спинку стула, выглядя чуть менее воинственно и гораздо более сочувственно, чем раньше.
— Что он сказал?
У меня на глаза наворачиваются слезы, когда я передаю разговор, который не могу перестать слышать в своей голове.
«Я никогда не стану отцом, и я в этом чертовски уверен, потому что это последнее, чего я хочу».
Но все было не так. Он ни в чем не был уверен, когда мы занимались сексом. Он не надел презерватив, и, видимо, вероятность того, что мои противозачаточные не сработают, составила 0,01 %, и он решил, что настала его ночь.
— Он может почувствовать себя по-другому, когда узнает, — предполагает она после нескольких минут переваривания моих слов.
— Мне все равно, узнает он или нет. Я никогда не позволю своему ребенку узнать, каково это — быть нежеланным и нелюбимым.
— Так ты не собираешься ему говорить?
Моя голова откидывается назад, и я смотрю в потолок.
— Я бы хотела это сделать, но не могу. Не говоря уже о том, что будет довольно сложно сделать так, чтобы он не заметил мой огромный беременный живот.
Она смеется без юмора.
— Ни хрена себе.
— Ты единственный человек, которому я рассказала.
Она откидывает свои длинные каштановые волосы назад, а затем через плечо — этот нервный жест у нее с самого детства. Затем она слегка расправляет плечи.