Борись за меня
Шрифт:
Теперь в комнате царит идеальная атмосфера.
А потом я смотрю на нее, наблюдая, как огоньки пляшут по ее коже.
— Я люблю тебя, — говорю я ей.
— Я люблю тебя.
— Ты должна пообещать мне, что если почувствуешь что-нибудь…
Ее пальцы касаются щетины на моей щеке.
— Я обещаю. Ты мне нужен.
Она нужна мне больше, чем воздух. Я наклоняюсь, сводя наши губы вместе, и целую ее со всеми эмоциями в моем сердце.
Сидни — моя.
И хотя она всегда была моей, теперь все по-другому. Мы не дети,
Я тяну ее так, что мы оказываемся лицом к лицу, не желая нагружать ее. Я стягиваю с нее шорты, медленно обнажая кожу. По телу Сидни проходит дрожь. С последнего раза, когда мы занимались любовью, все изменилось. В этот раз все будет иначе.
Вместо того чтобы она ушла, я обниму ее.
Вместо слез я хочу улыбок.
Все, что я могу дать, будет принадлежать ей.
Я перемещаю ее назад и провожу поцелуями по ее телу, раздвигаю ноги, целуя внутреннюю сторону бедер, затягивая предвкушение.
— Дек, пожалуйста…прошу…
— Что просишь, Сидни?
— Еще.
Я поднимаю ее ноги выше и провожу языком по складочке ее киски.
— Еще?
Она стонет.
— Да.
Я делаю это снова целуя ее клитор.
— Еще?
Ее пальцы скользят в мои волосы, обхватывают пряди и сжимают их.
— Только ты, Дек. Пожалуйста.
Это толкает меня на край. Я лижу и посасываю, втягивая ее все глубже в пучину. Она двигает бедрами, стремясь к большему. Я прижимаю ее к себе, желая контролировать темп. Мне доставляет огромное удовольствие доводить ее до предела, слышать хныканье, вырывающееся из ее горла, и заставлять этот момент длиться дольше.
Сидни всегда была огненной в постели. Она никогда не боялась просить о чем-то или говорить мне, чего хочет. Я знаю ее тело так же хорошо, как свое собственное, и когда я чувствую, как напрягаются ее бедра, я понимаю, что она близка.
Я хочу быть внутри нее, но необходимость получить ее кульминацию раньше, подталкивает меня еще сильнее. Я присасываюсь к ее клитору, поглаживая его снова и снова, делая небольшие круговые движения, пока не чувствую, как ее тело напрягается еще сильнее. Я ввожу в нее палец, слегка изгибая его, и она вскрикивает.
Ее тело напрягается, а я делаю все возможное, чтобы ей было лучше. Я наблюдаю за тем, как она распадается на части, и понимаю, что в мире нет ничего прекраснее этого.
Я пробираюсь вверх по ее телу, сбрасываю шорты и жду, когда она откроет глаза.
Когда они открываются, мое сердце словно встает на место.
Там, где оно и должно было быть — с ней.
Сидни улыбается, проводя рукой по моей щеке.
— Привет.
— Привет?
Она кивает. По ее виску скатывается слеза, но губы все равно складываются в ухмылку.
— Я скучала по тебе.
Это слишком. Мне кажется, что моя грудь сейчас взорвется.
Ее ноги раздвигаются, и я придвигаюсь ближе, желая, чтобы. между нами больше не было пространства.
Я распадаюсь на части и снова восстанавливаюсь.
И все из-за этой женщины.
Единственной в мире, которая всегда была мне нужна.
Она проводит большим пальцем по моим губам.
— Сделай меня своей, Деклан.
И тогда я погружаюсь в нее, и не она принадлежит мне… а я принадлежу ей.
Глава тридцать шестая
Сидни
— Ты не понимаешь, Джимми, он сводит меня с ума! — говорю я, макая в молоко еще один Oreo.
— Он осторожен с тобой, вот и все. Ты не видела его, когда он думал, что ты умрешь.
Я вздыхаю, вспоминая, что это было травматично для всех.
— Но это все равно не повод держать меня в заложниках в моем собственном доме!
Джимми смеется, поднося кружку с кофе к губам.
— Думаю, ты имеешь в виду ваш дом.
Я бросаю на него взгляд.
— Предатель.
Может, я и продала дом, но несколько недель назад он вписал меня в договор вместе с собой. Так что мы оба владеем им… за его деньги.
— Разве ты не должен был выйти на пенсию?
— Трудно уйти с фермы, когда ты мало что можешь делать, твой парень никогда не управлял фермой, а я не нашел человека, достаточно компетентного, чтобы делать то, что умею я, — жалуется Джимми.
Мы с Деком думаем, что дело в том, что он действительно не хочет уходить на пенсию и что ему нравится быть рядом с нами. Я не возражаю. На самом деле я была бы рада никогда не отпускать его, но это просто эгоизм.
Я знаю, что вычеркнула из его жизни десять лет, когда была в коме, и с тех пор он стал таким же защитником, как и Деклан.
Я улыбаюсь и беру еще одно печенье.
— Думаю, ты прав.
— Чертовски верно. Он наполняет чашку и подносит ее ко мне.
— Знаешь, тебе будет трудно заставить меня держаться подальше, когда родится этот ребенок. Будет много вещей, которые нужно будет сделать здесь, пока вы оба будете ухаживать за младенцем.
Я киваю.
— Не сомневаюсь.
— И не говоря уже о том, о чем еще нужно позаботиться.
Я сдерживаю улыбку от того, как он заведен.
— Конечно.
Деклан открывает заднюю дверь и улыбается.
— Привет, Джимми. Я думал, ты собираешься взять выходной и остаться дома по случаю своей пенсии.
Джимми опускает кружку с грохотом, который отдается в голове, и я прикусываю язык так сильно, что чувствую вкус крови. О, теперь он влип.
— Дети думают, что я могу просто уйти на пенсию, — бормочет он себе под нос, выходя из комнаты. — Думают, что знают все, пока что-нибудь не сломается, и тогда выход на пенсию означает просто бесплатную работу.