Борись за мою любовь
Шрифт:
Даша со вздохом нагибается и поднимает брошенную сестрой прямо на пол сумку. Пошатываясь, опирается на стену одной рукой и хмурит брови. Я неосознанно делаю шаг к ней. И перед тем, как она начинает оседать по этой самой стене, успеваю подхватить её за локоть.
Её лицо ужасно бледное, глаза остаются открытыми, стеклянными.
— Всё нормально, — вылетает из её рта с тихим дыханием.
— Она плохо ест, — тихо говорит Алёнка, испуганно глядя на бледную Дашу.
Я вопросительно поднимаю брови и возвращаюсь к Засимовой. Она белая как мел сидит
Полная женщина в белом халате суетится около Даши с тех самых пор, как я принес её сюда. Измеряет давление и су"eт под нос Засимовой вату с нашатыр"eм, запах которого я ощущаю даже со своего места.
— Так мама говорит, — добавляет Алёнка, они Олей мнутся у двери, держась за руки. У обеих крайне виноватые и обеспокоенные лица.
Перевожу взгляд на Дашку и прищуриваюсь. Она бросает на меня ответный взгляд и поспешно отворачивается. Её проблемы не должны меня волновать, но почему-то неожиданно задевают.
— Со мной все нормально, — упрямо повторяет она, отмахиваясь от градусника, предложенного медсестрой.
Та цокает языком и осуждающе качает головой, смотря на девушку.
— Я так не думаю, деточка. У тебя налицо все признаки анемии. В больничку бы тебя: капать капельницы с витаминами и хорошо питаться не забывать, — поучительно говорит женщина и уходит к своему столу.
— Где мой телефон? — Осматривается Даша, как будто не слыша её.
Хлопает себя по карманам джинсов и проверяет толстовку.
— Он у меня. — Демонстрирую её побитый жизнью телефон.
Даша на секунду расслабляется и выдыхает с облегчением, но потом опять хмурится. Громко чихает от нашатыря и смотрит на меня с призывом о помощи. Вопросительно выгибает брови, сложив руки на бедра. Я в чём-то согласен с этой женщиной, но я не врач. По-хорошему, нужно было вызвать в скорую и позвонить её родственникам. Она умоляла этого не делать. Шептала “пожалуйста-пожалуйста” и цеплялась за мою руку. Ладонь до сих пор покалывает от её прикосновений. Сжимаю кулак и убираю руку в карман.
Вообще, я струхнул, когда она резко начала оседать на пол. Хорошо, что стоял не так далеко и успел её подхватить. Головой бы ещё приложилась о кафельный пол. Как ей вообще ребёнка доверяют в таком состоянии? С ней явно что-то не то. Почему-то меня это злит.
Чувствую себя долбаным супергероем. Это уже не первый раз за последние несколько недель, когда я вдруг оказываюсь около Даши в тот момент, когда ей требуется какая-то помощь.
— Мы можем идти? — спрашиваю у медсестры.
— Если девушка чувствует себя нормально — выделяет последнее слово женщина, — то, конечно. Но можете ещё немного посидеть, я все равно здесь.
— Нет, мы пойдем, — говорит Даша и тянется ногами, обутыми в массивные кроссовки, к полу.
Делаю шаг к ней, она тут же выбрасывает вперед руку, останавливая меня. Закатываю глаза, игнорируя
— Отпусти.
— Ещё что мне сделать? — ухмыляюсь.
— Исчезнуть?
— Как только довезу вас до дома и передам тебя заботливой мачехе, сразу исчезну, — цежу сквозь зубы, телефон в кармане брюк вибрирует, игнорирую звонок.
Вместо этого перехватываю Дашку удобнее, прижимая к себе худое тело. Она вскидывает голову, я опускаю свою, и мы встречаемся глазами.
Её лицо близко. Оно неприятно бледное, с тёмными тенями. Вижу синие вены на веках её глаз и под ними. Перевожу взгляд ниже. Губам только стал возвращаться природный цвет. Искусанные и потрескавшиеся. Хмурюсь, потому что в голове возникают странные картинки, от которых я тут же отмахиваюсь, как от назойливых мух.
— Я с тобой не поеду.
— Поедете. Я тебя не спрашиваю и выбор не предлагаю, — отрезаю и подталкиваю девушку вперед.
Киваю двум мелким на выход. Они молча тащатся впереди нас. Засимова опять начинает брыкаться, более резво, когда мы оказываемся на улице.
Весеннее солнце жарит не по-детски. Время давно перевалило за полдень. Я начинаю злиться, потому что этот день опять пошел не по графику. В моем плане я уже должен сдать Олю няне: они будут наверстывать пропущенные уроки, а я работать или дома, или в ближайшем кафе.
Телефон снова вибрирует, оповещая теперь о новом сообщении.
Блин!
Засимова упирается ногами в асфальт, тормозя нас. Худая, болезненная, только после обморока, откуда в этом тельце только столько сил и упорства?
— Я не хочу в машину. Я с тобой не поеду. Вызови нам такси.
Это всё я уже слышал.
Налетаю на неё и дергаю на себя, разворачивая лицом к лицу. В её глазах плещется паника и эта эмоция немного остужает кипящее в моих венах негодование.
— Даша, скажу один-единственный раз, — произношу спокойно, в мои планы не входит её напугать или обидеть.
– Тебе доверили Алёну, ты шлепнулась в обморок. Это плохо. Ты взрослый человек и в ответе за того, кто младше и беспомощней. Как я сейчас в ответе за тебя и за этих двух вертихвосток. — Смотрю поверх головы Даши на наших сестёр, которые мнутся около машины в ожидании. — И я не могу отпустить вас куда-то вдвоём. Потому что ты, блин, на ногах еле стоишь. Или едем все вместе, или я забираю Алёну и отвожу её домой, а тебе вызываю скорую. Пусть тебя осмотрит настоящий врач.
— Тебя никто не просит носиться со мной... с нами…
— Вот именно. Я это делаю из соображений своей совести. Всё. Вопрос закрыт. К машине иди.
Она опять тормозит, опустив голову и вцепившись в край своей толстовки до побелевших костяшек.
— Ты всё правильно говоришь, Кирилл…
— Аллилуйя! — благодарю небеса.
— Но я правда не могу сесть к тебе в машину... не потому что это ты... и ты мне неприятен, или потому что я выпендриваюсь и набиваю себе цену.
— Я ничего такого не думал.