Борька
Шрифт:
Мысль, которую он вынашивал с вечера, и, наконец, сформулировал, была следующая:
– Человек я молодой, а значит стоит мне позаботиться о своём будущем. Да и не только о своём, а и о детях своих (которых не было и не предвиделось). Мы с женой давно уже хотели завести ребёночка-двух. Да всё было как-то негде нам поселиться, негде разместиться. Жили у родителей, часть их дома занимали.
А тут вдруг - раз, и такая возможность!! Нельзя нам её терять. Надо распоряжаться ею. Вот я и пришёл, хочу домик ваш купить - он не роскошный, конечно, но деньги
Родственников Лечихи приехало двое - немолодая уже женщина Екатерина, и паренёк Лёха.
Екатерина была спокойной, рассудительной особой - она не сильно радовалась, но и не огорчалась чрезмерно.
В тот момент, когда нашли горшок с деньгами, например, по её лицу не скользнуло даже и тени радости, или удовлетворения.
Она взглянула на деньги как-то отстранённо, холодно. И тем более уж она не рвалась взять их в руки и пересчитать. Она просто принимала факт их существования, как что-то неизбежное.
А вот Лёха был какой-то не такой. Он был вроде активный (не то, что эта Екатерина - ни рыба, ни мясо) - он как-то постоянно ершился, петушился, и всем своим видом показывал, что раз уж городские приехали к ним в деревню (барин, а?), то уж все им тут должны в ноги кланяться.
Дело доходило до совсем уж неприличных вещей. При осмотре дома Лечихи он умудрился наорать на какого-то добровольного помощника, и наорал так, что они вдвоём почти уже сцепились. Ну а мужики их и не бросились разнимать - неча было тут свои порядки наводить. Сколько их таких тут приезжало / уезжало.
Начинающуюся драку угомонили, но всем, в принципе стало понятно, что Лёха за человек, и плюсов ему это не добавило никаких.
Кем уж приходилась ему Екатерина - матерью, тёткой, старшей родной или двоюродной сестрой - неясно. Но её он слушал, поэтому к ней и обращались. А к нему - нет.
Как-то ухитрился он с этим смириться, но, судя по всему, характер его всё рано лучше не стал.
Вот эта неугомонность и не дала ему просто так расстаться с домом...
Лёха, может быть, и не был семи пядей во лбу, но видел всё-таки довольно ясно Борисову комбинацию. И эта комбинация ему не нравилась, но ничего поделать он не мог.
Здесь расчётов было сразу несколько. Первый - Борис хотел, конечно, получить Лечихин аппарат. Дом ему был вообще не нужен. НО - Лечихиным наследникам он тоже не нужен был совсем. Судя по ним, они уже обосновались в городе, и возвращаться в деревню не собирались вообще.
Они уже получили её деньги, а теперь могли получить ещё больше - не потрудившись почти никак, и это было вообще здОрово.
Что же касается машины, то девать они её никуда не собирались - продать её было сложно, агрегат был габаритный. Но самое главное - на него никто ещё и не претендовал, так что для того, чтобы сбыть его куда-нибудь, понадобилось бы время.
А тратить его на решение этого вопроса никто не хотел. Легче было оставить всё как есть.
Со всем этим Лёхе надо было смиряться. Здесь он был таким... приглашённым гостем. Екатерина позвала его с собой для поддержки - чтобы он обеспечивал необходимый мужской тыл на случай каких-либо экстренных ситуаций.
Никаких ключевых решений он не принимал - всё решала она сама, и с ним она даже не советовалась, в этом смысле она была персоной вполне автономной и самодостаточной.
Они нечасто встречались на общих семейных праздниках, объединённые родством с покойной бабкой, Лечихой. Но взрослыми виделись крайне редко, и если уж говорить про него - для него это были больше детские воспоминания.
Иногда он вспоминал свои детские поездки к бабушке в деревню, где он и Екатерина проводили своё детство и юность (Екатерина была старше него). Здесь они играли, бегали, здесь поедали бабушкины пироги. Саму же старушку было почти не видно - она была постоянно чем-то занята. За Лёхой присматривала скорее Екатерина.
Когда он думал об этом, он чувствовал, что тут в Екатерине пробуждалось что-то смутно знакомое, как будто бы вылезали из земли и начинали шевелиться Лечихины корни.
Как будто вся она не УШЛА ТУДА, а оставила часть себя здесь, и эта часть очень быстро прижилась в ней.
И иногда эта частица выглядывала из неё. Она проявлялась во взгляде, в том, как она складывала руки на коленях, в том, как читала - а всё это Екатерина проделывала много раз.
И Лёха видел всё больше знакомого Лечихиного блеска в её серо-голубых ледяных глазах.
Это происходило быстро, и это его пугало.
Но...сейчас разговор шёл не об этом...
Речь шла о продаже дома.
Ну, конечно, прошли, посмотрели ещё раз всё добро Лечихино, взглянули и на установку. Тут уж Борис не удержался, бросил в проброс фразу о том, что "Конечно, машина хорошая, и он за нею даже приглядит. Но варить-то не будет ничего, это ж противозаконно, тюрьма, ёптить".
Екатерина взглянула на Бориса как-то отстранённо, вскользь, ничего не ответив на его замечание, и взяла паузу на раздумья.
Однако переговоры и торг не заняли много времени.
Единственный кто сомневался, пытался торговаться, то соглашался, то нет, менял свою позицию, был однозначно "за", а потом тут же "против" - был Лёха.
Он до последнего пытался вставить своё слово (которого, впрочем, никто не слушал):
– А как вы платить будете - наличными?
– например, спросил он.
– Отличными!
– отрезал Борис, рубанув воздух ладонью.
И вот, раздумья закончились, и обе стороны ударили по рукам.