Бортовой журнал
Шрифт:
Так что надо бы их немного посгибать.
Вышел на берег, усталости нет. Она появится потом. Только лег на спину, как она – тут как тут – навалится, рук не поднять.
Поэтому после дистанции лучше бы побродить с часик, успокоиться.
А судорога если тебя схватила, то лучше бы о ней не думать. Больно, конечно, и боль заставляет переносить твое внимание на ту ногу, которую схватила судорога, а ты переносишь внимание на руки, и она тебя отпускает.
Не сразу, конечно.
В море встречаются рыбы.
Кефаль так оттопыривает передние плавники, что, плавая у дна,
Очень любопытны скаты. Один скат орляк долго плыл рядом со мной.
Потом он отстал – видно, кончился его охотничий участок.
Выступал министр обороны господин Иванов, и он сказал, что в недалеком будущем срочная служба будет 12 месяцев, а все остальное будет охранять нас по контракту.
Ну что ж, все, знаете ли, эволюционирует, что не радовать не может.
Вот так медленно, не сразу, не вдруг, не абы как мы от конницы Буденного и ополчений Минина с Пожарским перейдем к современным воззрениям на оборону страны.
Меня спросили: а охрана границы? Как вы относитесь к пограничникам?
Да я к ним хорошо отношусь, очень хорошо.
Только вот в мире уже давно существует наблюдение из космоса, аэропланы, летающие неделями, аэрофотосъемка с передачей снимков в центр обработки, приборы ночного видения, автоматические видеокамеры, инфракрасные лучи и еще множество других, похожих на все только что перечисленное чудес.
А у нас в основном – пацаны вдоль границы.
Как я завидую читателям! Некоторые еще не читали Покровского! А я-то его наизусть знаю, так что остроты уже нет. И еще я им завидую вот из-за чего: некоторые из них видели Покровского.
А я-то его, к сожалению, никогда не видел. То, что в зеркале утром, – не считается. Это все не то. Я не видел его со стороны: вот иду по улице, а тут меня кто-то за рукав дергает и говорит: «Смотри! Вон Покровский идет!» – и показывает мне этот кто-то на мужика впереди. Такого еще не было.
Хотя нет, видел. Однажды снимали его в передаче, а потом я видел, и он мне совершенно не понравился. Плюгавенький какой-то.
На книжной ярмарке в Париже побывали наши писатели. У нас очень много писателей. Их даже пригласил французский президент. Там же, на встрече, был и русский президент. Президенты обменялись речами. Наш смог вспомнить тот факт, что все мы воспитывались на произведениях Виктора Гюго, Александра Дюма и этого… как его… который «Капитана Немо» написал… ну, этот… Жюль Верн, вот!
Не наш президент вспомнил Пушкина.
Так что три один в нашу пользу.
Генерал Кожемякин: «Пассионарии – это, конечно, хорошо! Но кто же служить будет?» Служить будут апассионарии.
Мне снится сон: я на нашем балконе в Баку. Мы сделали этот балкон сами: наняли людей, и те вбили в стену рельсы, а потом все это обросло стенами, крышей, окнами. Мне эта конструкция всегда казалось ненадежной, и вот во сне я на этом балконе, в Баку. Дует сильный ветер, вихрь, просто ураган, он срывает крышу, вырывает рамы, а стекла, оказывается, сделаны из плексигласа, и они просто вылетают, а я держу одной рукой еще не вылетевшие, а другой ищу подходящий болт, чтобы вставить, закрепить, тянусь изо всех сил. Но все это вырывается, летит. И тут снизу поднимается мой сын с сестрой жены, Парой, и они (вихрь почему-то стих) поднимаются и входят в дом через балкон. Я спрашиваю, как они поднялись, а они показывают мне на пожарную лестницу, которая снизу упирается в наш балкон.
И в этот момент раздается жуткий хохот моей жены. Я просыпаюсь, оборачиваюсь, смотрю на нее. Она все еще спит и во сне храпит.
Теперь понятно, откуда были ветер и буря.
Конечно, современные лодки – это не чета лодкам Второй мировой.
Маленькие они, эти прошлые лодки.
А современные, особенно ракетные и атомные, – это нечто. «Акула» – 49 тысяч тонн водоизмещения. Гора железная идет под водой. Капитан Немо на них заблудился бы.
Страшно ли на них? Конечно страшно. Особенно когда чуть-чуть только начал изучать устройство.
На лодке надо знать ее устройство, и все попавшие ей внутрь сейчас же начинают ее же изучать. Так положено, заведено, без этого никак. Без этого ты на лодке ни к чему, ты не нужен, ты – балласт.
А когда не знаешь ни черта, тогда и не страшно.
Вот у меня был матрос Мукамбетов Алмазбек Акматалиевич. Хороший, добрый парень. Только спустился он с гор Киргизии и сейчас же попал на лодки в качестве «специалиста дозиметриста». После учебного отряда подводного плавания Алмаз по-русски знал только два слова: «шестнадцатый склад».
То есть поначалу Алмаз совсем не боялся подводных лодок. Отпущенный внутри лодки погулять, Алмаз ходил, как во Дворце Великих Моголов, все смотрел по сторонам. Огромное человеческое уважение светилось у него во взоре.
К третьему году он вполне сносно говорил на русском и даже был допущен к несению вахты.
Лодки, лодки…
Железо, кабельные трассы, гидравлика подъемных устройств, клапана – большие, маленькие, средненькие, огромные, огромнейшие; трубопроводы – тонкие, толстые, толстенные; электрические машины, трансформаторы, электрощиты, турбины, два вала, два атомных реактора и прочее, прочее. Казалось, что все это скручено, перекручено, переплетено и уложено вдоль бортов – с носа в корму, с кормы в нос.
А при быстром погружении на предельную глубину корпус лодки скрипит так, что кажется, еще немного – и он лопнет. А двери боевых постов обжимает – не открыть дверь.
А стоя на вахте, вахтенный отсека все ходит и ходит по нему по особому маршруту, заглядывая в выгородки и всякие закоулки – вдруг что не так, вдруг течь – вода, гидравлика.
Сидишь на посту, и на голову тебе ни с того ни с сего капает капля. Вскочил, провел рукой по голове – понюхал пальцы. Что это, что? Да ничего это. Это капает конденсат. Теплый воздух отсека попадает за обшивку, и влага из него оседает на корпусе лодки.