Босиком до неба
Шрифт:
Молниеносное нападение профессиональных силовиков не позволило ему оказать хотя бы малейшее сопротивление их действиям. Саидов привлёк лучших бойцов, которые славно сработали.
– Зверёк пойман в клетку, дальше дело техники, – наслаждался Саидов успешной операцией по задержанию.
Мурад отказывался давать показания. Его не били, но желание переломать ему кости было видно на лице следователя Саидова. Никаких доказательств, что он сделал то, в чём его обвиняют, не было.
– Найдём за тобой грешки, не сомневайся. Кто попал сюда – без последствий не выходит, – слова были убедительно угрожающими.
В камере с Мурадом сидел таджик наркокурьер. Он тоже не знал, сколько его продержат, потому что его допрашивали постоянно, а обвинений суд не выносил.
Пришла записка из соседней камеры, в которой писали арестанты, что Мураду не жить.
– Жёстко здесь встречают, – подумал он.
Ночь провёл в размышлениях, глядя в потолок серой штукатурки. За решёткой в стене горела тусклая лампочка, и от этого атмосфера камеры становилась ещё более гнетущей. Окно выходило наружу, но из-за решёток и щита дневной свет не пробивался. Было непонятно день или ночь, и только звуки шагов конвоиров раздавались в коридорах каземата.
Вызвали на допрос. Саидов смотрел изучающим взглядом, а после пристального разглядывания заговорил:
– Ну что, привыкаешь к своему новому дому? Тебе предстоит много лет жить в таких условиях.
– Это мы ещё посмотрим, – дерзко ответил Мурад.
– Будешь давать показания, тогда помогу, чтобы жизнь твоя была спокойной в этих стенах, – по-отечески говорил Саидов.
– Ты что, Бог что ли, чтобы судьбами руководить? – задал вопрос неискушённый Мурад.
– Я тебя предупредил, – с прищуром глаз загадочно говорил майор, – отведите его в камеру к Фархаду Бакинскому, – приказал он конвою, – совсем обнаглел, не хочет по-хорошему.
Мурада отвели в большую камеру в другом конце коридора. Здесь находилось человек пятнадцать арестантов.
– Ну, здравствуй, Мурад, – обратился к нему по имени старый сиделец в чёрном костюме.
– Откуда Вы знаете моё имя? – поинтересовался Мурад.
– Знаем не только имя, но и что тебя ждёт, – ехидно говорил этот человек.
Все ухмылялись, искоса поглядывая на Мурада.
Он лёг на свободную кровать и забылся сном. Снилась Мария, отчего-то лицо её было в слезах.
Мурад проснувшись, размялся и съел утреннюю кашу. В камере играли в карты. К нему подошёл человек в чёрном костюме и предложил сыграть с ним, умело тасуя колоду одной рукой, переворачивал карты послушными пальцами.
– Я не играю в азартные игры, – безразлично ответил Мурад.
– С игры деньги идут на общак, – говорил тот.
Мурад не совсем понимал, о чём речь, но утвердительно отказался. Тогда тот, дружелюбно располагающим голосом начал с ним разговор:
– Зовут меня дядя Миша, я – старый карманник, и меня знают в определённых кругах, а ты кто такой? Говорят, за тяжёленькое попал.
– В каком смысле? – поинтересовался Мурад.
– Ну, по мокрой статье, а она на пятнадцать лет тянет. Поэтому не бычь, а учись с людьми общаться.
– Меня зовут Мурад, а общаться по-человечески я умею.
– Имя твоё пустой звук, тебе ещё надо показать себя. Ты тёмная лошадка в этой жизни, – продолжал просвещать его дядя Миша.
От него веяло тёмной энергией, и Мурад чувствовал средоточие зла, спрятанное за любезными словами.
Вечером долго не мог уснуть. Пытался понять, что стало ключевым в таком повороте его судьбы, и найти виноватых кроме себя, он не мог. Со стороны представлялась прежняя жизнь, и он начал «пересматривать» былые годы, чтобы понять ошибки в своём отношении к жизни.
Дядя Миша думал, что Мурад спит, и тихонько общался с кем-то:
– Фархад, он не ведётся на игру, придётся спровоцировать. Ну, ты знаешь сценарий..
Завуалированный разговор не оставлял сомнений в том, что ему готовят неприятности. Мурад точно знал, что речь идёт о нём. Появившийся несколько лет назад дар читать мысли и намерения людей, которые способствуют против него, работал безотказно. Чутьё подсказывало, кто затевает недоброе.
Во время прогулки ему наступил на ногу Фархад, которого все уважали в камере, и громко возмущался:
– Ты что, совсем обнаглел, по ногам топчешься, безмозглый баран.
Мурад разбирался в вопросах провоцирования и нанёс удар в челюсть этому Фархаду. Все опешили от такого развития событий. Кинулись отряхивать упавшего авторитета. Тот показывал жест Мураду, проведя ребром ладони себе по шее и указывая на него. В окружении своих подручных Фархад был недосягаем. Боковым зрением Мурад увидел блеснувшую заточку в руках дяди Миши и нанёс ему два удара по голове и один по руке, выбивая заточку, про которую тот забыл после нокдауна.
– Какой ты коварный, дядя Миша, – иронизировал Мурад и влепил ему ещё одну увесистую оплеуху.
Все оцепенели.
– Фраер оказался с гонором, – кто-то роптал среди сбившихся вокруг Фархада арестантов.
Ворвался конвой «как раз вовремя», и Мурада увели закованного в наручники.
Саидов нервно постукивал ручкой по столу:
– Это начало твоих неприятностей. Твоя гордость тебе не поможет. Уведите этого упрямца.
Мурад снова оказался в камере с таджиком и уже обычным, без лишней суеты, поведением неспеша улёгся на кровать. Таджик, перебирая чётки, читал молитву.
– Как в свои пенаты вернулся, – подумал Мурад, – человек и вправду ко всему привыкает. Дай пищу и покоя, этого вполне достаточно для жизни здесь.
Наступило затишье, никаких провокаций не последовало. Никто ничего не писал в их камеру. Тишина ещё хуже провокаций. Мурад узрел, что ожидание чего-то плохого хуже, чем сами события переносятся.
Прошёл месяц. Мурада никто не вызывал. Он стал читать книги. Сшил из куртки таджика лапы и стал обучать его боксу.