Босиком по Нью-Йорку
Шрифт:
Но из дома, где живет Татьяна, отправляться так далеко, чтобы купить наркотики, вовсе не обязательно. Достаточно подойти к ближайшей бакалейной лавке, и стоящие у входа пуэрториканцы предложат пакетик с порошком. А можно обратиться и к кому-нибудь из соседей по дому. К примеру, к пуэрториканцу этажом выше, на дверях квартиры которого приколота бумажка «Открыто для всех». Как ненавидит Татьяна и эту бумажку, и проклятую улицу! Она гасит в комнате свет и подкрадывается к окну. Осторожно отодвигает штору и всматривается в дом напротив.
– Видите три темных окна? Там живет семья крупного наркоторговца. Зажженная красная лампа – это сигнал к тому, что
В полумраке комнаты видны очертания инвалидного кресла и одного стула. Никакой другой мебели.
– В этой комнате жил Гарик, – предупреждая мой вопрос, говорит она. – Где мебель? Он ее продал, отнес на шестнадцатый этаж к соседу и поменял на героин. Новая кровать, шкаф, компьютер, телевизор, новая машина... Где все это?! Ушло на наркотики. А где Гарик? Обокрал и меня, и себя.
Я – ДЖАНКИ!
Найти в этой истории конкретных виновников сложно. Стечение обстоятельств, бюрократизм, вероятно, генетическая предрасположенность к наркомании – все это может показаться общими словами, и все это, тем не менее, сыграло свою роль в трагедии.
Началось с автокатастрофы: двадцатилетний Гарик, выполняя заказ своего босса, несся на служебной машине по шоссе из Бруклина в Квинс. Неожиданно впереди начал разворачиваться трак, перегородив всю дорогу. Оставалось либо въезжать на встречную полосу, либо лететь в кювет, либо врезаться в трак. Времени на размышления не было, и Гарик выбрал последний вариант: нажав на тормоз, уперся в руль и зажмурил глаза...
В госпитале установили – у парня перелом позвоночника. Пока медики советовались, делать операцию или повременить, боли у Гарика не утихали, и ему кололи морфий. Правда, через две недели у медсестры начали возникать подозрения в искренности таких сильных, не лишенных театральности, страданий больного. Но парень так кричал и умолял сделать ему укол, что медсестра соглашалась. После введенной дозы он успокаивался. Решив отложить операцию на пару месяцев, Гарика выписали. На него надели специальный корсет, позволяющий двигаться и не быть постоянно прикованным к инвалидному креслу.
– Неужели вы не видели, что после выхода из госпиталя с сыном происходило что-то неладное? – спрашиваю у Татьяны.
– Представьте себе, нет. Когда я утром уходила на работу, он еще спал, а вечером, когда возвращалась, – обычно встречал меня со словами «Мамуля, привет», целовал. Мы ели, разговаривали. Я ему верила, ведь Гарик хитрым никогда не был.
Первое подозрение в материнское сердце закралось накануне операции, когда Гарик должен был сдать анализ крови. Он сбежал из лаборатории. На вопрос матери почему, сын ответил: «Я передумал делать операцию. Срастется и так».Затем из ее карманов и кошелька начали пропадать деньги. «Мама, ты, наверное, забыла, что их потратила»,– с повышенной горячностью уверял сын. Потом в квартире появился стойкий запах рвоты и хлорки. Сколько мать ни спрашивала, почему дома такая вонь, и куда пропадает хлорокс для стирки, Гарик уклончиво отвечал: «Стирал джинсы», или «Вырвало, наверное, чем-то отравился». Кстати, ел он все меньше. Если когда-то холодильник опустошался в мгновение и от сына поступали постоянные заказы: «Мамуля, приготовь баклажаны с уксусом и орехами. Ма, хочу люля-кебаб!», то теперь к еде он почти не притрагивался и худел на глазах!
Мать продолжала работать с утра до вечера санитаркой в госпитале, брала подработки,
Все раскрыл телефонный звонок из госпиталя. Татьяна сняла трубку, и чей-то голос ей сообщил, что у Гарика «плохой результат». Слабо владея английским, Татьяна не смогла точно разобраться, о чем шла речь, но поняла, что с сыном нужно серьезно поговорить. Спокойствие далось ей с трудом:
– Если у тебя СПИД – признайся. Мы ведь живем вдвоем в одной квартире, и мне придется быть более осторожной.
– Нет, мама, я – джанки.
– Кто? – не поняла Татьяна.
– Джанки! Наркоман!
И сын рассказал, что после выписки из госпиталя у него порою начинались боли в позвоночнике, но он уже не хотел их терпеть, потому что, оказывается, от физических страданий существует прекрасное средство – морфий или другие наркотики. И когда он принимал купленный героин, боль как рукой снимало. А потом он стал покупать наркотики уже для того, чтобы поймать кайф.
Теперь многое ей стало понятно: и пропадавшие из карманов деньги, и запах рвоты – по утрам у него начинались «ломки» и рвало; чтобы перебить этот запах, он все заливал хлоркой.
Но он был таким хорошим, ее мальчик:
– Я пойду лечиться! Завтра же!
Татьяна проревела всю ночь, но утешало одно: завтра утром они пойдут в госпиталь, Гарик пройдет курс детоксификации, вылечится, потом ему сделают операцию, и жизнь образуется. Она имела крайне туманное представление о том, что такое наркотики, и ощущения катастрофы у нее еще не было.
Знала ли тогда Татьяна, что тот госпиталь станет не последним, а только первым кругом ада, через который предстояло пройти ей и ее сыну.
ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ
Сегодня эта квартира хранит явственный отпечаток жизни своего бывшего обитателя-наркомана. И первый след, который сразу бросается в глаза, – это сотни черных дырок, прожженных в линолеуме на полу. Нанюхавшись героина, Гарик закуривал сигарету и засыпал, вернее, погружался в «хай». Сигарета выпадала из рук. Блаженно улыбаясь, он прикуривал вторую, третью... Черные дыры в спальне, в коридоре, на кухне, от них рябит в глазах. А вот – вырванная с мясом дверь кладовки, где на вешалках висела мамина одежда, в которой могли быть деньги. А вот, на наружных дверях, четыре новых врезанных замка и цепочка – чтобы ни он, ни его дружки не смогли открыть дверь и проникнуть в квартиру. Пустая, почти без мебели, комната, пустой шкаф, в котором когда-то висели его кожаные куртки, плащи, костюмы. Но самый жестокий след – это его 56-летняя мать, которая выглядит сегодня глубокой старухой…
Татьяна тяжело встает со стула, открывает холодильник, достает оттуда консервную банку. Предчувствуя пир, виляет хвостом кот Мурзя.
– Собираю пустые банки на улице, чтобы купить ему еду, – Татьяна высыпает коту снедь на блюдце. – Знаете, на всем экономлю – хожу на работу и с работы пешком. Я нищая! Три года назад у меня на счету было пятьдесят тысяч долларов. Теперь, когда иду по улице и смотрю под ноги, – везде вижу пакетики. Я уже ученая, знаю, какие от героина, какие от кокаина.