Босиком в Рай
Шрифт:
Тот спокойно стоял. Он не пытался защититься. Не пытался изменить ситуацию. Он, как и прежде, напивался эмоцией момента. Изучал противника. Смотрел внимательно и пронзительно, склонив голову на один бок и так впивался глазами в представителя противовесной стороны жизни, что Лёше, наблюдавшему за всем со стороны, показалось будто это не человек, а затесавшийся в мир демон изучает людей. Он издевательски молчал, натягивая напряжение, как наматывая людей по жилам, а потом как разразится демоническим хохотом и, словно став самым большим на планете, жутко прогорланил:
– Ну и? Ну и? Что ты теперь будешь делать, насмешка? Ты же – ничто, ты же – пыль. Ты – обо-лочка, – проговорил он, максимально обнуляя значимость Человека, что было одним из излюбленных прямолинейных и самых эффективных приёмов
Мужчина не моргнул и глазом. Он по своей натуре не принимал облики тьмы, и они отскакивали от его далеко не стандартной структуры мира. Незнакомец храбро не сводил взгляда с охотника, который превратился в жертву. В ответ на его тёмное излияние медвежонок достал свободной рукой телефон, набрал номер и приложил трубку к уху.
– Инга Игнатьевна? – он дотянулся до спасительного круга, солидная покровительница, очевидно, поняла, что прижало и попросила к делу. Сохраняя чувство достоинства, мужчина продолжил, говоря чуть громче, чем положено – Да-да. Тут на дороге трое каких-то беспредельщиков в форме забрали мои документы, угрожают порезать меня, пыль, на лоскуты, что весьма сомнительно, учитывая то что для расщепления такой крохотной частицы нужна особенная изощрённость и пытают какого-то парня, единственная провинность, которого, как мне кажется, злоупотребление самодисциплиной в вопросах переедания.
Короткая фраза в ответ, и он передал мобилу главарю. Тот внимательно присмотрелся к номеру. Ехидно улыбнулся, заглянув напоследок в соперника, и его взгляд вновь угас наледью. Собрался. Скудно бросил «слушаю».
Разговор, как и положено, занял около минуты. Узурпатор не перечил, но и не трясся в благоговейном трепете перед влиятельным заступником. Сила нашла силу. Охота сорвалась, он уже знал это, не пытаясь цепляться за волосок, и, как опытный хищник, что ставит во главу самосохранение, он уже работал по другому сценарию. Зверь знал, отложенная охота – самая вкусная.
Мучитель вернул трубку. Отдал документы. Помедлил. А вот Лёшика-то ему не хотелось уступать. Ох, как не хотелось! Слишком уж сладкой добычей было для него это олицетворение противоположной силы, нетронутое алчностью, отказавшееся от искушения Владеть. Дитя чистой природы Любви мира.
– И парня тоже, – по-хозяйски поторопил его медвежонок.
Лицо демона свело неприязнью. Он всё просчитывал в голове новый сценарий действия, взглядом расчленяя объект ненависти. Ну медвежонок и не цацкался. Пальнул в фару ментовской тачки, дав понять, что следующий выстрел будет уже в них. Стекло звонко посыпалось на землю. Двое прихвостней вздрогнули, грубо сняли с Лёшика наручники и тот побежал к своему спасителю. Тьма отступила. Мощный посыл Лёши всё-таки трансформировал ситуацию и спас его. Растерянные копы хотели было выстрелить, но смышлёный незнакомец предупреждающе пустил ещё пару пуль им в ноги. Те струхнули. Отходя спиной к своей машине, мужчина не сводил ствол с тварей. Открыл дверь, сел за руль. Открыл дверь Лёшику. Тот неуклюже ввалился в салон. Завелись и скорее помчали прочь с этого гиблого места. А когда отражающий ночь, новенький Audi Q8 угрожающе объезжал застывшего посреди шоссе Узурпатора, тот и не шелохнулся, как и не шелохнулся он во время перестрелки. Смерть не трогала его. Его тёмная как сам ужас фигура зловещим силуэтом пронеслась мимо и бездвижно замерла позади. Охота только началась.
«Винни-Пух ебаный.» – процедил кто-то из ментов напоследок.
* * *
Забрав документы и Лёшика, медвежонок, как оголтелый мчал по дороге, не разбирая поворотов и, кажется, направляясь вообще наугад. Оба усердно молчали. Их маленький кораблик вылетал из массивного тела прожорливой бездны навстречу к привычной Вселенной. Лёша знал – они вырвались. Его свет оказался сильнее и разогнал сгустившийся мрак руками этого необычного, очень отважного истерика, что был избран силой баланса в рыцари вечера. На мгновение перед его памятью снова промелькнули эти обезумившие глазища. Словно из далёкого прошлого до Лёши донеслось имя – его звали Рамзес – того маньяка, то олицетворение вязкой тьмы, которое схватило его своей лапой, обличённой в форму хранителя закона. Он внезапно выловил откуда-то из глубины космической памяти это знание и встрепенулся, дотронувшись того безумия, которым блестели глаза полицейского. Он словно бы коснулся первородного Вселенского ужаса и узнал в нём – … себя. Словно он сам стал тем человеком на дороге, и он это «наказывал» всех вокруг. Он ощутил жгучий холод внутри и липкое чёрное присутствие тьмы. Лет двадцать пять его не знал, а тут как какой-то звонок из прошлого. Будто Лёша сам являлся частью этого чёрного начала. Он даже испугался от того насколько тонко и глубоко воспринял Рамзеса, так словно бы всю жизнь был им, словно бы встретил полярную свою противоположность, которой мог бы быть или был когда-то. Лёша нахмурился не в силах припомнить точно. Гул дороги и полёт навстречу целой Вселенной неизбежно приглушил его тревогу.
Лёшик тряхнул головой, и снова реальность включила ему свой фильм.
Умчавшись километров за пятьдесят, медвежонок наконец-то остановился и стукнул от напряжения ладонями по рулю:
– Твари! Мудаки! Какие же восхитительные мудаки! – таким восклицанием он ознаменовал их спасение, после замер и крайне культурно проговорил, медленно поворачивая голову к Лёше – Человеколюбие – моё исключительное качество. Лишь благодаря ему господа садисты сохранили свои колени в целостности.
Оба зашлись заливистым, весёлым хохотом, очень близким к дурке. Да так и смеялись, пока не подружились. Держась за бока, от той боли, которую его побитому телу причинял смех, Лёша простонал, утирая глаза от слёз:
– О-ох, мсье, Ваше бескомпромиссное чувство юмора достойно компаньона, куда более азартного нежели рухлядь, которой едва не навязали льготы по инвалидности. Если Вы продолжите и далее в том же духе, то определённо оставите меня без последних рёбер.
Успокоились. Мужчина достал сигарету. Внимательно посмотрел на неё. Потом на Лёшика.
– Ну уж нет, – со знанием дела протянул он – Тут нужно что-то посерьёзнее.
Засунул руку куда-то под сидение. Пошурудил немного и наконец достал незаменимый штакет. Поджёг. Раздул. С наслаждением затянулся. В блаженстве закрыл глаза. Замер. Долго-долго не выпускал целебный дым, стараясь задержать его, как ощущение сплотившего их посреди Космоса покоя. Протянул косяк Лёше. Тот кивнул и с благодарностью принял средство от большого дерьма. Так они подружились во второй раз за вечер.
Обёрнутое в бумагу растение тлело, время лениво тянулось, город никуда не спешил.
– Откуда ты всему этому научился? – серьёзно спросил Лёшик.
– Боевиков много смотрел. – также собранно, сосредоточенно глядя вперёд ответил медвежонок.
– По телевизору? – не понял Лёша.
– По жизни. – более непонятно объяснил тот, потом подумал и добавил – Да в армии и не такому научат.
– Он бы выстрелил… – протянул Лёха.
Вместо ответа мужчина окинул взглядом несостоявшегося кандидата на инвалидность и утвердительно заметил:
– Сильно они тебя.
– А, – бросил тот, типа «не заморачивайся» и ещё разок затянулся.
– Чё-то серьезное? – поинтересовался тот.
– Помог оправдать им необходимость существования. Хм-м-м, – поразмыслил – А для таких это основа всего вообще. Значит в этом смысле, серьёзное о-о-очень.
Мужчина понимающе хохотнул и тоже наполнил себя дымом.
– А ты не выглядишь испуганным. – заметил он.
– Улица и не такому научит. – в тон отозвался Лёшик и сразу им всё стало ясно друг про друга.