Босиком в Рай
Шрифт:
А этого-то Саня не ожидал и тут же встрепенулся, забыв про накидку из волокна пафоса:
– Анфиске-то? Хах, скажешь тоже, – он сделал себе новый стакан виски, забыв про предыдущий, что остался валяться себе в углу, отпил глоток и, как хитрый лис с лукавым удовольствием облизнулся, снова усаживаясь в кресло – Музыка – это её скипасс* на трассу, где она возвышенной дивой парит над миром грошовых зарплат, унизительно съёмных комнат и запаха жратвы из окна чурок по соседству. Это её святейший билет на оперу, где мужчины галантны, дамы изысканы, а она леди, которой принято подавать руку при выходе из Бентли и застёгивать на шее колье с камнями в тринадцать с чем-то карат. И тут она не безымянная певичка, которую со шлюхой по пьяни путают. И после концерта ей не придётся перемыть посуду, чтобы и на новые колготки деньжат подкопить, а то старые
Саша рассказывал с явным удовольствием. Видно было, что он тонко знал Анфису и её присутствие в собственных воспоминаниях грело его. Очевидно, он захаживал туда не раз вечерами холодной ненужности самому себе. Их явно связывали глубокие отношения, которые были окончены размытым многоточием. Ну Лёшик и взялся за перо ясности:
– Ну перестали б мараться давно уже! Оба вы. Эти ваши принципы – по привычке. Эта ваша возня в «кто важнее» – по привычке. Ты разве не видишь? Сам же только, что говорил про, какие там Вселенные красивые, а здесь копание в старости разума. Тоже самое, Сань. – он подскочил на ноги и стал с жаром топтать механизм Системного в живом – Вы накинули на себя сутаны важности и кутаетесь в них – моё достоинство; моя обида; нет, я самый важный; нет я; бу-бу-бу. Весь мир должен просто замереть в онемении и смотреть, как я какаю золотыми слитками самозацикленности. Я же важный такой весь! Качайте меня на ручках и успокаивайте моё эго, как капризную девочку, которая сучит ножками и ручками, потому что мир не такой, каким она его ожидала. Тфу! – Лёша искренне и громко плюнул – Дешёвые выебоны, по-русски то говоря! Принципы, Саша – он нарисовал в воздухе шар – Это иллюзия мира искусственного, это бутылка, в которую закупорили жизнь и там нет места для твоей музыки. – безысходно заключил он – Вот, даже, давай посчитаем. У вас там текст какой-то, что не поделили? Зачем эта Моль к тебе во вторник едет?
*Скипасс (от англ. ski pass) – пропуск на подъёмник на горнолыжных трассах.
. – Ну-у. – начиная соображать, кивнул Саня – Трек.
– Вот ты, конкретно, известный продюсер Саша, много потеряешь денег, отдав стихи знаменитой певице Анфисе? – так незначительно и одновременно просто он определил их обиду.
– Отдав? – встрепенулся Саша, как петушок, даже подскочил и за волосы схватился – Да это же, как же ж…
– Много потеряешь? – сухо повторил Лёша, обнуляя его привычно эгоистичный мотив.
Саня прикинул:
– Да какой там, это даже не хит. Тысяч двести – триста едва наберётся на выходе. – махнул рукой со свойственным ему барством.
– Ну так, а чё вам, тогда, всем так охренительно нравится быть низкими? – точечно давил, не отступая Лёша – Смешиваете себя с грязью! Свет, который озарил вам путь в свободу с грязью той неволи, откуда вы сбежали. Подумай, куда же ты всё-таки хочешь привести свою мечту: в тот же переход другого масштаба, где её продают за дороже или в сад, где она зацветёт прекрасными цветами, лепестки которой, опадая, преобразуют не только вашу реальность, но и тех людей, кого зажигает ваша музыка. Даже пох на Моль! Ты, Саня, сам просто не марай своё чудо жизни привычной грязью. Оставь свою музыку живой, а не мёртвой, как младенец, которому не дали права мыслить, и он обречен умирать в тупой матрице. Лады? – он хлопнул медвежонка по плечу.
Саня молчал. Его глаза просияли чем-то новым, чего Лёша не замечал ранее, что светом своим усмиряет тьму устрашающего шоссе убийств. В такие моменты, преисполненный созидательного начала жизни Саша писал свою лучшую музыку. Он подошёл к окну. Взглядом слился с молчанием ночной Москвы. Видно было, что поток информации, которую транслировал Лёша, глубоко проник в этого человека, но он пока ещё не знает, как с ней быть.
Наконец тихо и серьёзно сказал:
– Мне определённо нужна помощь. – из-под продюсерского напыления высунул мордочку настоящий Саша, немного испуганный и растерянный, но ретивый и преисполненный жизни.
Без видимого выражения эмоций, с застывшим пониманием себя и благодарностью открывшему его Лёше он не крепко обнял своего гостя, как когда-то некрепко пожал ему руку в машине. Обессилившими ладонями похлопал парня по плечу, словно тот указал ему давно потерянный выход. Ещё минуты две он так постоял, а потом обратился к своему спасённому спасителю:
– Тебе есть куда идти?
Лёшик спокойно повертел головой. Саня продолжил:
– Задержаться под шатром этого неорганизованного великолепия вошло бы в твои планы? – проговорил с просящей интонацией, а потом неуверенно добавил – Не на день, может даже и не на неделю… Я абсолютно точно слишком запутался. В грязи жил. – как-то ошарашенно обозначил он, будто всё происходящее в своей жизни разглядел и теперь понимал, что с этим дерьмом что-то делать надо – А сам я не знаю, как свинарник расчистить. Помоги?
Он посмотрел прямо. Наконец-то он говорил откровенно. Лёша легко кивнул. Потом непосредственно и уж точно совсем неожиданно заметил, сжимая ногами приятный махровый ковёр:
– Какой же у тебя восхитительный ковёр! И ласки сотен одарённых в распутстве чернокожих наложниц не сравнятся с тем, как ласкает его пушистое тело.
– О да! – воодушевился Саня – Ковры – это моя страсть. Вот люблю их, как есть. Господин, что раскинулся у тебя под ногами – с удивительной историей. Я помню, Бессарабия. Рынок. Дело уже к ночи… – и он с новым вдохновением увлёкся своей любимой темой – хвастовством.
Лёша больше не встречал в нём продюсера в этот вечер. Он нащупал застёжку на футляре Сашиного «Я», в которую одевает всех своих последователей великая Система человекооборота во Вселенском масштабе. Он открыл его навстречу иному потоку действительности и теперь не в праве был бросать на полпути.
Свет ночи осторожно пробрался в высокие окна квартиры держась своими загадочными лапами за её стены и потолки. После внезапного откровения, перетёкшего в не менее внезапное повествование про ковры, сидя на диване перед возвышенным и жуя жвачку бытового, Саня не знал, что полагается говорить и просто раскинулся в ладонях приятного расслабления, охватившего его тело. отвлечения про ковры в столь возвышенный час он даже растерялся и не знал, можно ли что-то сейчас говорить. Лёшик же настырно, как не унимающийся игривый зверёк снова задал вопрос, он-то совсем не боялся неловко снизить уровень пафоса. На этот раз зашёл издалека, он всегда был не прочь подготовить качественную почву для хорошей шутки:
– А у тебя есть Мечта-мечта? – серьёзно спросил он.
– А вот это она и есть, вокруг нас. – он обвёл комнату руками – Всё, о чём я тебе говорил. Мы сейчас в ней, я просыпаюсь в ней, еду на ней на лейбл. Моя жизнь – это моя мечта. И не только моя, по сути. – вновь справедливо отметил он.
– Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! – нетерпеливо затараторил Лёшик – Это мечта-навигатор. Задаёшь настройки, и она ведёт куда тебе там надо. Мечта-мечта она восхитительная как полотно прекрасных звёзд, которое окутывает твой путь неуловимым присутствием тайны и если заглянешь за неё, ты сорвёшь покров с этого тончайшего магического ощущения, это то, что не может быть понято и не должно быть исполнено, иначе весь твой путь лишится неповторимого шарма и потеряет своё загадочное обаяние, что превращает каждый шаг по грязным лужам в удивительное путешествие через таинственный лес.
Саша задумался. Думал долго. Видно, не мог так сразу собрать поток разнообразных мыслей, охвативших его в последние несколько часов и привести его от безумного хаоса к гармоничному пейзажу, вроде Лёшиного. Потом, похоже, решил, что надо сказать нечто соответствующее высокопарности. Ну и сказал.
– Всеобъемлющее понимание – вот о чём я всегда мечтал.
Помолчали. Лёша потянул, а потом добавил:
– А я о фотике. – неожиданно нарушив сценарий возвышенных откровений бытовой простотой Лёша вызвал у Сани очередной ступор в этот вечер – Ну да, да. – спокойно кивнул он и вразумительно принялся пояснить – У меня в детстве был такой небольшой, аккуратный очень, знаешь, без этих больших фото-труб – это он так объектив называл – И километровых проводов. Он такой крохотный, тоненький, что самооценка этих людей, от которых ты меня благополучно спас. Мне пацаны давали подержать. Я район наш фотал. Жалко, мы его продали потом. – Лёша почесал за ухом – Но всё равно мне он реально нравился.