Босиком в Рай
Шрифт:
Ну конечно, Саня не знал обо всём этом, но заметив у попутчика такую особенность, как наблюдение за не материализовавшимися духами, внимание заострять не стал. Он не напрягал. С ним легко. Лишь усмехнулся и тряхнул головой.
– Я сюда лет двадцать переехал. – начал он – Из образования был у меня только аттестат о девяти классах белого шума в башке и три года неоконченной музыкалки. Всё. Да что там ловить-то было, а? Что, можно подумать, меня эти неудачники без мечты хиты научат взрывать? Я тебя умоляю, им бы на новые джинсы в переходе набренчать, вот их мечта – одежда и бургер пожирней в бичёвском Маке. А у меня мечта была, вера, как есть Лёха, точно первосортный бриллиант и нести я её готов был, не то что эти наплевавшие в лицо своему будущему нытики – в переход, а к свету. Музыке научить! Смеёшься что ли? Ну тогда каждый бездарь из училища тут бы миллионы делал. Недееспособная, второсортная копия, гонка подражания – вот их музыка. Играть, как Пресли, звучать как Леннон, в этом они все, вот их вся жизнь, в которой они и сгинут. А как играть, как я, а? Как только я? Как они сами? Это они и не представляют и, хуже всего, и не хотят представлять! Потому что своего звука у них – нет! И сил у них нет – чувство индивидуальности развить. Для этого стержень, для этого яйца нужны, а они так… Чтобы по головке гладили играют. Чтобы иметь
– Люди везде пиписьками меряются, – философски заметил Лёшик – Только тут синдром большого члена – сильнее.
Саня угарнул:
– Так ты же не был. Но твоя правда, брат. Смекалистый! – подметил он, поглядывая на Лёшу – Ну в баре одном и встретились мы. С Холли, мать её, Молли. – процедил он сквозь зубы – Неон ночного заведения, дождь каплями по окнам, публика с проникновенным видом, голубоватый дым сигарет, всё как полагается. Она на сцене. А я тогда уже мог позволить себе съёмную гостинку у Павелецкой. Смотрю на неё из зала и вижу не потасканную Москвой певичку, а артистку в блестящем платье и на сцене не малобюджетного бара, а стадиона. Как в будущее заглянул – бюджетный пророк с выездом на дом. – посмеялся он над собой.
Лёшику вспомнилась девушка с билборда, которая приветствовала его на входе в Москву, да и псевдоним у той был похожий.
– Так это ж, – Лёша почесал нос, обрадовавшийся своей догадке.
– Да она-она, – устало отмахнулся Саня – Это сейчас она в Милан первым классом и Айфон не ниже, чем иксовый. Тогда-то простая Анфиска с Алтушки. Хотя талантливая, зараза, это да. Шарм был в ней, ох и был же!
Тут Саня ненадолго выпал из реальности и глаза его наполнили воспоминания. Лёшик выставил руку из окна машины, пытаясь потрогать ветер и очень просто спросил:
– Любил её?
Саня ответил на удивление открыто:
– Ну а как не любить-то? Бедность и одна на двоих мечта на холодном полу без мебели искру высекают. А потом сообразил, что бабы бизнесу не на пользу и забил, короче. Бр-ах! – он лихо рассмеялся, соскакивая с грустной для себя темы – Ну и встряхнули же мы в нулевых! Такую волну подняли, арт-директора кредиты брали и в долги лезли, лишь бы нас заполучить на вечер. Вот это жаришка, я понимаю! – он даже ударил ладонями по рулю и подпрыгнул на месте, видно было, что это время доставляло Сане много радости – Да мы чёртов бестселлер всея всего! До сих пор наши хиты в чартах. Хайп, пф! Расскажите мне! – он усмехнулся, сделав акцент на последнее слово – Каждая малолетка нас напевала, когда в клубешник красилась. Норм, да? И всё это моя музыка, моя, – он с каким-то гипертрофированным увлечением ударил себя в грудь ладонью – Живая, настоящая, а не из пыльной консерватории! Вся отсюда вот! – ткнул пальцем в голову – Это тебе не пресная математика тактов, а жизнь в нотах. Музыка людей – не пыльных профессоров! Если нужно было сделать горячо, все шли к кому? – он самодовольно улыбнулся – Вся Москва знала, кто тут Big Daddy*! Пусть они мне поговорят ещё, что попса – это стыдно. Ага, – разошёлся продюсер, которого, видно, чем-то ущемили в музыкалке – Эти нищеброды себе на хату ещё полжизни будут копить, а я пока свой новенький Авентадор в гараж отгоню!
Он снова радостно завизжал, прибавляя скорость. Это был уже совсем не тот беззащитный медвежонок, а азартный бизнесмен, жадный до тусовок мот и необузданный хвастун, но всё ещё полный куража и чувства жизни, которая у него бурлила эмоциями, а не капала скудным ручейком из крана на кухне хрущёвки.
– А щас как? – ночной рыцарь неожиданно переключился на меланхолию – Врывается ко мне, когда захочет. Каждая встреча – истерияо. Каждый разговор – условие. Куда всё утекло, потерялось что ли по дороге от матраса на голом бетоне до ковровой дорожки на топовые музканалы? Вроде и прошли всё от стрёмных ДК до элиты московского эксклюзива… И не ныла же, не жалилась, а сейчас…
Он махнул рукой и мельком посмотрел на Лёшика, который как-то притих, видимо, раздавленный потоком его излияний души. Снова сменил настроение:
– Детка, ты как? Может, поломали тебе что?
*Big Daddy (англ.) – большой папочка.
Лёшик отрицательно покрутил головой. Проверил языком остальные зубы. И ещё раз повертел головой.
Машина плавно сбавила скорость и аккуратно вошла в поворот. Саня припарковался у высокого здания, что эталоном технологического искусства возвышалось посреди тихого и очень уютного квартала. Такое навороченное строение, что Лёше показалось, будто вот-вот начнутся съёмки фантастического фильма. Но нет. Это был обычный небоскрёб, количество этажей которого настолько велико, что открывающиеся с них панорамные виды смотрят прямо на Космос. Облицовка под кирпич. Подсветка – друг друга мягко сменяют оттенки синего, жёлтого и зелёного. С подземным паркингом площадью, что небольшой остров, закрытой охраняемой территорией, вентилируемыми фасадами, биометрическим допуском, ионоочищающимся водопроводом, неосязаемым лифтом, ещё непридуманными видами рыб в аквариуме на всю стену подъезда и всем тем набором прочих фишек, которые впаривает застройщик, когда хочет заработать побольше денег, сэкономив на качестве.
* * *
У Сани в квартире оказалось свежо и спокойно, несмотря на холостяцкий хаос, который властвовал здесь повсеместно. Никаких тут тебе идеально разложенных по полкам полотенец, безупречно рассортированных пар носков и знающих своё место приборов быта, точнее, место они своё знали, но именно своё, выбранное самостоятельно, а не аккуратной хозяйкой. Жилище, полное всякой бесполезной херни. Тут и там валяется одежда, какие-то коробки, стаканчики и прочие предметы, предназначение которых Саня не всегда знал. Телефоны, чехлы, пульты, духи, туфли, кошельки – что угодно, что оставалось от Сани и его многочисленных гостей, которые были здесь на многочисленных вечеринках. То же самое и в холодильнике. Если бы Лёша туда заглянул, он бы увидел горы всякой всячины, а пожрать толком нечего. Набор готовых универсальных, но поверхностных и малофункциональных решений – проще говоря барахла – вот, что окружило гостя. Всё говорило о том, что хозяин бывал тут не часто и предпочитал купить и выбросить, нежели выстирать, отгладить и аккуратно уложить на полку. Немного оглядевшись, Лёшик неторопливо двинулся дальше, с интересом рассматривая жизнь Саши. На стенах ничего не означающие картины: женщины в стиле Pop-up, длиннющие киты, не пойми каким макаром затесавшиеся в компанию деревья в духе Мунка, их дополняют реалистичные саксофоны и чёрно-белые фотографии джаз-холлов. А вот у самой центровой стены поместился пьедестал почёта – полка со всеми музыкальными наградами Саши. Кубки, медали, тарелки с именитых премий, церемоний и номинаций. Его песни ни раз удостаивались признания критиков из мира поп-культуры. Саня дорожил этим, вот и держал он награды на постаменте своей гордости.
– Любая спальня твоя. – разрешил хозяин и поспешил в туалет – Всё равно я сплю, где уснётся.
Привыкший ночевать в подъездах, парках, на вокзалах и проч., Лёша не был особо притязателен к выбору места для ночлега, но продолжил прогулку по дворцу, просто так, потому что не встречал подобного в своей жизни. Он крутил головой в разные стороны, как ребёнок в «Диснейленде». Не то чтобы Лёша не видел таких квартир, он даже не знал, что такие делают. Для него это стало путешествием в фильм будущего: в большие окна заглядывала Вселенная, по высоким потолкам гуляла его тень, на полу стояли изящные лампы, производившие мягкое свечение, но толку от них особого не было – как многие красивые в мире вещи (и люди), они бесполезны – глаза устают, а света, по сути, нет. Всё пространство квартиры дремало в приятном полумраке. Многочисленные информационные панели спешили сообщить тебе что-нибудь – музыка, температура, погода – да что угодно, лишь бы ты их запрограммировал – отдался в руки техники, сдал себя лености и производителям её инструментов, типа это прикольно. Короче, идея вывернутого комфорта в обмен на контроль за твоей жизнью, упакованная в красивую обёртку с названием «Умный дом», здесь процветала в изобилии и компактно умещалась в твой смартфон, который даже не требует цифровой разблокировки – он всё сделает за тебя сам, за тебя всё сделают, только ты кушай и покупай себя в пользование этой Системы. Такие жизни – в руках глобальных корпораций. Лёшик подошёл к окну больше него ростом и посмотрел в лицо ночи. Сейчас она не пялилась на него ярким огнём, как в поезде. Она спокойно себе посапывала, вереницей городских звёзд рассыпавшись тут и там и, похоже, совсем даже не замечала маленького человечка в техногенном раю. Но было это действительно впечатляюще – стоять на краю перед бездной, трогая рукой исполинскую темноту, что Лёша и сделал – вытянул руку и коснулся ей окна. Нахмурился. Присмотрелся пристальнее. Что-то привлекло его внимание. Провёл пальцами по поверхности стекла. Сука, пятна! Самые натуральные пятна. Причём снаружи. Вот так всегда, какая-нибудь бытовая херня рушит всё очарование Космоса. Плюнул Лёха и пошёл дальше смотреть. Лишь пушистые ковры под ногами, что приятно щекотали своими вязанными пальцами его стопы, смогли задобрить насупившегося путешественника.
Как оказалось, спальни у Сани было три. Первую надёжно защищал от вторжения замок. Лёшик не видел, но там в молчаливом убранстве всё стояло нетронутым вот уже несколько лет, и каждый предмет там спал действительно на своём месте. Анфиса когда-то жила тут, вот и берёг Саня алтарь её памяти, пуще своего пьедестала с музыкальными наградами.
Лёшик приоткрыл дверь в следующую спальню. Там стоял полный разгром. Разбросанные шмотки, диски, бутылка по полу катается, всюду бумаги исписанные непонятными не то стихами, не то просто каракулями. Окна раскрыты, но ветра нет – духота стоит нереальная, плюс запах духов, алкоголя и чего-то отвратительно сладкого. Такое логово разбитного чувака, который прожигает, не задумываясь ночь, и каждое утро просыпается с новой чикой, а заодно и головной болью. На кровати лежит, видимо, и сам мажор – голый парень лет двадцати шести. Красивый, смуглый. Полумрак, играя тенями на его мускулах, рельефах и изгибах, превращает того в настоящий шедевр эпохи обоготворения человеческого тела. Единственный минус – невысокого ростика и ножки такие коротенькие, точно не от того туловища приделали, ну или выдали, что на остатках было. Похож на небольшую лошадку, что усердно возит повозку тяжёлых людей, но коммерческий лоск и косметическая полировка делают своё дело и, если застать познакомиться с ним днём, то – это обычный роспиздень, утопающий в праздной беспечности. Ещё и серьга в ухе сверкает, здоровенная, как одна из звёзд с неба за окном. Лёша даже усмехнулся тому, как люди порой пытаются прикрыть испуг от мира дорогими атрибутами, и не видать их истинного. Спит глубоко, явно после ночной гулянки. Теперь его только ледяная вода и разбудит. Видно, что по жизни парень не загоняется и делает то, что его вставляет. Может, сынок чей-то или просто счастливый билет вытянул. Идёт легко и без напряга берёт то, что хочет – короче, кайфует и не отяжеляет себя лишними загонами. Похоже, из приближённых Сани. Рядом какая-то упоротая бабища в беспамятстве валяется. Её тело идеально, оттенка молочного шоколада, упругое и гибкое, стройные ножки, подтянутый живот, ни грамма лишнего жира, аккуратная круглая попка и подходящая ей грудь второго размера. В общем, всё по ГОСТу: пухлые губы, безупречно матовая помада цвета малины, лицо скульптурированно хайлайтером – всё то, что Лёша совсем не любил.
Наш путешественник по городской Вселенной осторожно закрыл дверь. Из оставшейся спальни послышался звук. Ленивой, вальяжной походкой оттуда устало выплыл пёс непонятной породы. Среднего размера. Упитанный. На невысоких лапах и с коротким хвостом. Сам кремового оттенка, а на пузе белые пятна. Глаза сонные, морда скучающая, приплюснутая. Как ворчливая старуха он миновал Лёшика и проследовал куда-то. Одним словом, вся роскошная резиденция знаменитого продюсера, известного Лёше, как просто Саня, состояла из разнообразных лоскутов событий, урванных где-то и как-то, и таких же сожителей, непонятно, когда и зачем залетевших к нему в жизнь. Казалось, что в какой-то момент времени он обменял ту самую свою мечту на всё это, а теперь не знал, зачем оно ему. Вроде, и круто же, и уважают, и, вроде, самолюбие за ушком чешет, но чё-т не радует.