Босс скучает
Шрифт:
— А мне девятнадцать, — зачем-то поясняю я и снова делаю глоток красного вина.
Оно местное: терпкое и богатое на вкус, как все южноамериканские вина, и пьётся удивительно легко.
— На первом курсе учишься? — спрашивает Герман.
— На второй перешла.
— А что за специальность?
— Экономика.
— Красивые у нас финансисты.
Ничего не могу с собой поделать: краснею, как переживающий гормональный взрыв подросток. А всё потому, что Герман мне нравится. И, судя по тому, как он смотрит на меня, я ему тоже нравлюсь.
Всё чаще я
Наконец, в какой-то момент он наклоняет голову, и наши губы оказываются на опасно незначительном расстоянии друг от друга.
Замираю на полуслове и смотрю то на него, то на его рот. Взгляд Германа скользит по моему лицу, он делает короткое движение и наши губы соприкасаются. Сладкие от вина и тёплые от вечернего солнца. Поцелуй этот, скорее, долгое касание, мягкая дегустация, не резкий и не требовательный, но я чувствую, что он может стать таким, если мы и дальше продолжим.
— Не удержался, ты мне очень нравишься, Варя, — говорит Герман, и я понимаю, что за его словами кроется нечто большее.
Например, обещание не останавливаться на одних только поцелуях. С ужасом я внезапно осознаю, что мне бы хотелось, чтобы он не останавливался.
Боже, ты знаешь его без году неделя, — твердит внутренний голос, и тут же сам себе отвечает: — А ну и что?
— Вижу, что и я тебе нравлюсь, ведь так? — продолжает он, и я мгновенно вспыхиваю.
Не привыкла я получать такие вопросы в лоб, поэтому, не зная как реагировать, не нахожу ничего лучше, чем спросить:
— Ты всегда такой откровенный?
— Всегда, — подтверждает он, и мы почему-то хохочем.
Солнце практически село. Мы ещё какое-то время сидим на пляже, но наши мысли уже о другом. И он, и я — оба думаем об одном и том же. О том, что произойдёт, когда мы поднимемся в квартиру. А ведь это обязательно случится. И не надо сейчас говорить, что я не знала, чем всё закончится, когда принимала решение пригласить его к себе.
Ещё выдерживаем полчаса, а потом возвращаемся в студию. Слегка напряжённые поднимаемся в тесном лифте на двенадцатый этаж. Думаю, если бы руки Германа не были заняты вещами и посудой, он бы начал прямо здесь. А так мы доходим до двери, которую я отпираю пляшущим ключом в неуверенно дрожащей руке.
Заходим внутрь, не зажигая света. Герман закидывает вещи на кухню, а потом оборачивается, смотрит на меня, стоящую позади него в темноте.
Пары шагов достаточно, чтобы он оказался рядом со мной. Делаю шаг назад и теперь прижимаюсь к стене. Герман молчит, молчу и я. Только вижу в глубине его тёмных глаз этот вековой мужской взгляд. Я знаю, что сейчас произойдёт, и я соглашаюсь. Я нравлюсь ему, он нравится мне: к чему лишние вальсы? Всё просто: он и она, другой конец света, отпуск и внезапное притяжение. Мы ведь взрослые люди, прочь эти предрассудки!
Цепочку рассуждений прерывают пальцы Германа. Он проводит ими по
Голос у Германа хриплый, низкий и глубокий, когда он говорит:
— Если хочешь, скажи «нет».
Несколько секунд я смотрю на его лицо, укрытое тенями, прежде чем ответить:
— Не хочу. Не хочу говорить «нет».
07
Первые три дня мы практически не вылезаем из кровати. Ленивые и разморенные жаркой погодой, а ещё поглощённые друг другом. Мы бродим по пляжу, пытаемся купаться в океане, а по факту лишь барахтаемся в волнах. Катаемся на мега-сумасшедших скоростных автобусах, заглядываем на блошиный рынок хиппи в воскресенье, где Герман спонтанно покупает мне удобные хенд-мэйд шлёпки, в которых так классно таскаться и по улицам, и по пляжам. Мы едим в кафешках, торгующих едой на вес, пробуем все возможные экзотические фрукты, продающиеся на каждом углу, и только наслаждаемся нашей свободой.
Русских туристов пока не встречаем, поэтому, когда местные узнают, откуда мы приехали, они удивлённо и воодушевлённо кричат «Вива Русиа», а мы лишь смеёмся и чувствуем себя какими-то особыми диковинками в этом диковинном государстве.
— Ммм, — очередное моё утро начинается с нежного поцелуя в шею.
— Просыпайся, красавица, у меня сегодня на тебя грандиозные планы.
— Серьёзно?
Мне совсем не хочется открывать глаза, я бы ещё поспала, тем более, мы гуляли большую часть ночи, а потом занимались любовью. Герман неутомим, да и я не лучше, превратилась рядом с ним в какую-то мартовскую кошку.
Мне щекотно, потому что его пальцы блуждают по моему плечу, гладят шею, откидывают волосы и… замирают.
— Что это?
Я напрягаюсь, тут же переворачиваюсь, чтобы он дальше не пялился на меня. Три дня прошло, наверняка, он уже заметил на мне эту отметину, но, вероятно, лишь сегодня разглядел при дневном свете. Обычно я хожу с распущенными волосами, но не потому, что чего-то стесняюсь, мне так самой больше нравится.
— Ничего, — стараюсь говорить ровно и без лишних эмоций.
Прекрасно знаю, что он там увидел. Шрам… он бы не выглядел так ужасно, если бы не был относительно свежим.
— Откуда он у тебя?
— Ниоткуда, — отвечаю и зачем-то натягиваю одеяло повыше, чуть ли не до подбородка.
— Ты, что, внезапно замёрзла? — Герман хмурится, сдергивает покрывало и принимается меня щекотать, предпочитая свести разговор к шутке.
Очень быстро я оказываюсь у него на коленях, задыхаюсь от хохота, пока он не накрывает мои губы своим ртом. Возмущение тонет в глубоком поцелуе. Пальцами ныряю в его тёмные, завивающиеся от жары волосы. Они и мягкие, и жёсткие одновременно, и прекрасно отображают характер самого Германа. Он может быть очень целеустремлённым и настойчивым, но я понимаю, что у него доброе сердце.