Боярин. Князь Рязанский. Книга 1
Шрифт:
У чешско-венгерского престола после смерти в 1439 году Альбрехта Второго: австрийского герцога, короля Германии, Богемии и Венгрии, происходила такая кутерьма, что, читая записки Николая, я с трудом складывал цвета на гранях кубика европейской политики.
Сейчас в Богемии правил некто Йиржи из Подебрад — происходивший из знатной и влиятельной чешской семьи панов, примкнувшей к гуситскому лагерю. Правил, не смотря на наличие официально признанного короля Ладислава, правда отсутствующего в Богемии.
— Они ждут вас, Великий Князь, с посольскими полномочиями.
— Сговаривайся.
— Они
— Ну, тогда запускай птицу, — полушутливо сказал я. — Там так мокро, что долетит ли она до дворца? Тут далеко?
— Рядом.
Николай сходил на верхний этаж, потом вернулся, но не с пустыми руками. В каждой руке у него было по две стеклянные бутылки с разного цвета жидкостями.
— Они тут неплохие фруктово-ягодные водки делают, — показал он напитки в правой руке, — и вина, — он поднял левую. — У меня тут есть небольшая каморка, — он кивнул на дверь за стойкой.
Взгляд его был таким просяще-наивным, что я не выдержал.
— Пошли, конечно. Чешские короли подождут.
Коморка выглядела, как капитанская каюта фрегата, с типичными высокими ютовыми окнами, выходившими на портовую причальную стенку с пришвартованными к ней кораблями, из стороны в сторону качающими своими мачтами под порывами ветра. Меня аж снова закачало. Я машинально схватился за стол. Двадцатидневное морское путешествие на паруснике — то ещё ощущение!
Я отвернулся от окна, едва сдерживая естественный позыв.
Николай, видимо всё понявший, закрыл ставни и зажёг нашу газовую лампу.
Начали с вин, попробовав из каждой бутылки по стакану. Потом перешли на крепкое. Закусывали мочёными яблоками и грушами. Попробовать напиток из второй бутылки мне не дали, процесс прервал стук в дверь.
— Король не терпелив… — чуть заплетающимся языком, сказал Николай. — Больше я никого не жду.
Он вышел из каморки и быстро вернулся.
— За вами карета, Князь.
Я внимательно посмотрел на себя в зеркало, висящее у двери, разгладил бороду, накинул плащ, шляпу и вышел под дождь. У двери стояла высокая карета с откинутыми складными ступеньками и раскрытой дверкой. Рядом с каретой стоял вооружённый офицер, тоже в плаще и шляпе.
В карете, кроме меня, никого не было, офицер сел с возницей, и карета тронулась.
Ехали не долго, но я успел задремать. Колёса кареты и подкованные копыта лошадей стучали по булыжной мостовой, рессоры отыгрывали, меня укачало, в карете было тепло и темно, и я уснул.
Дверка кареты открылась, открылись и мои глаза. Сойдя по ступенькам, я заметил, что карета стоит во внутреннем дворе крепости перед одноэтажным зданием с высокими окнами. В него мы и вошли. Это оказалась церковь. Пройдя мимо скамей по практически тёмному помещению, с серыми каменными стенами, мы повернули на право и прошли под высокой аркой, а потом вошли в ещё одну дверь. Некоторое время мы шли коридорами, редко освещённым факелами. За очередной дверью оказалась просторная, уже светлая комната, с двумя, такими же высокими, как и на фасаде, окнами.
Сопровождающий меня офицер стукнул ключом в одну из дверей и засунул ключ в скважину. С той стороны послышался ответный стук, и раздался двойной скрежет, проворачиваемых ключей.
Мы вошли в кабинет правителя Богемии, который сидел в небольшом кресле у чуть теплящегося камина. Я подошёл ближе, вынимая верительную грамоту прусского короля, и передавая её стоящему рядом со входом офицеру.
Йиржи искоса посмотрел на меня через левое плечо, и пошевелил босыми пальцами ног, ступнями стоявшими на каминной решётке.
— Присаживайтесь, Князь, — сказал он хриплым голосом и беря из рук помощника развёрнутый пергамент, со взломанными сургучными печатями Гроссмейстера Тевтонского ордена и короля Пруссии. Первую печать знали все, а вторая пока была известна не многим.
Я присел на предложенный мне стул. Пока Йиржа читал, я устроился на стуле получше, и тоже протянул кожаные подошвы своих мокрых сапог к теплу камина.
— У вас широкие полномочия… — произнёс он, — Вы важный человек?
Я пожал плечами.
— Когда караван вдруг поворачивает назад, самый последний верблюд может стать первым, — сказал я.
Йиржи посмотрел на меня вскинув брови и улыбнулся.
— Мудрые слова, но вы мне не ответили. На сколько ваш род известен, чтобы с вами можно было говорить без ущерба для своей репутации? Кто вы, Князь Михаил Фёдорович?
— Ваш панский гонор не позволяет вам общаться с простолюдином? Даже в том положении, в каком находитесь вы сейчас?
— О чём вы? В каком положении?
— Ну, например, в таком, что, буквально через десять дней, на вас нападут турки, и помочь ни вам ни Ладиславу будет не кому. Болгария и Трансильвания уже пали. Польша — уже не Польша, а Пруссия. Литва отошла к Руси. И ни та, ни другая не собираются вам помогать. Пока, — уточнил я. — А возможно, что и объединятся с османами…
Правитель Богемии сидел молча, глядя на разгорающийся огонь камина. Я тоже молчал.
— Выпить хотите? — Вдруг спросил Йиржи.
— Да я в общем-то уже… Не удержался… Попробовал ваши фруктовые настойки. Сильно друг расхваливал.
— Это тот русский купец? Николай, кажется?
— Да… — не стал скрывать я банальную истину. — Но от добавки не откажусь. У вас, реально, вкусные напитки. Но мне уже нельзя понижать крепость… — добавил я, как бы смущённо почесывая затылок.
Правитель Богемии сделал рукой непонятный знак, и между нами появился маленький столик с наполненным стеклянным графином и двумя стаканами.
— «Богемское стекло, — подумал я, разглядывая. — Красиво».
— Красивое стекло, — сказал я. — Мы сюда, кстати, русский поташ привезли. Целый корабль. Хороший порох из него получается…, или стекло.
Йиржи удивлённо посмотрел на меня.
— Значит вы всё-таки решили нам помочь? — Усмехнулся он.
— Пока это только торговля.
— Всё в этом мире торговля, — сказал он, поднимая стакан.
— Согласен, — сказал я.
Мы выпили. Это была вишнёвая настойка.
— Попробуйте наш сыр.