Боярин
Шрифт:
— Они первые на меня напали, — начинаю оправдываться, понимая, что мои слова звучат, мягко выражаясь, по детски. Вот сейчас разберутся, что я зашиб их товарищей и сорвал им запланированную реконструкцию какого-нить исторически значимого покушения, и наваляют мне таких люлей. А может, и прикопают в снегу. Отвезут мой трупик подальше в поле, и буду я там лежать в сугробе до весны, пока какой-нибудь крестьянин не наедет на меня трактором. Опасливо поглядывая на собравшихся, прижимаюсь спиной к стене и добавляю: — Я вышел по нужде, а они на меня с ножиками кинулись. Я даже сообразить ничего
— Не успел сообразить, говоришь? — один из вчерашних бородатых сотрапезников, он же один из храпунов, что спали со мной в одной комнате, осмотрев поверженных, подозрительно смотрит на меня. — А что ж ты делаешь ночью с людьми, ежели успеваешь сообразить? Разрываешь их напополам? Али еще что страшнее?
— Они первые напали, — повторяю еле слышно, внутренне уже смирившись с тем, что сейчас со мной случится что-то страшное и неизбежное.
— Караульные убиты! — доносится крик с лестницы. Оттуда появляется встревоженный Алексашка, — Петр Лександрыч, караульных кто-то зарезал!
Все присутствующие молча смотрят на него. Прямо немая сцена из «Ревизора». Вот только почему-то кажется мне, что это вовсе не игра. Эти абреки нападали на меня вполне серьезно. Если второй мстил за товарища, то у первого не было никаких причин для нападения. Вспоминаю якобы спящего караульного у дверей. Получается, что он был мертвый? Но он же был один. А Алексашка кричит о караульных. А горбун? Так он, значит, заодно с этими бандюками? Так вот что за Эсмеральда пряталась за печкой. Так это меня могли еще тогда прирезать, когда я ходил за водой! Да что здесь такое творится? Куда это я влип?
— Да что здесь такое творится? — вопрошаю вслух и смотрю на долговязого.
— А вот мы сейчас узнаем, — говорит он и обращается к собравшимся, отсылая, кого взять солдат, да перевернуть в поисках подозрительных личностей и двор, и дом, кого проверить обоз. — А мы пока здесь разберемся. Дмитрий, иди-ка за мной. Алексашка, тащи этого, что живой, поспрашиваем.
Поняв, наконец, что меня пока убивать не собираются, шагаю за Петром Александровичем в комнату. Сзади раздается жуткий крик. Оборачиваюсь. Оказывается, Алексашка, намереваясь тащить за нами бандита, схватил его за покалеченную руку, отчего тот и взвыл благим матом.
— Тьфу ты! — сплюнул испугавшийся крика денщик и влепил орущему подзатыльник, отчего с головы того слетела папаха.
И почему я окрестил этого страдальца абреком? Вполне славянская физиономия с носом-картошкой и шапкой русых волос. Вероятно, мохнатая папаха вызвала определенные ассоциации.
Дальнейшие события повергли меня не то чтобы в шок, а в некий умственный нокдаун. Пытаясь осмыслить и понять происходящее, мой мозг постоянно находился на грани, перейдя за которую, обладатели этого макета ядра грецкого ореха начинают счастливо и беззаботно улыбаться.
Сначала я рассказал Петру Александровичу о своем столкновении с абреками. Потом, о том, как ходил за водой, о странном поведении горбатого, о ком-то, прячущемся за печью, и о спящем, как мне тогда показалось, караульном. Когда я закончил, долговязый кивком отправил куда-то Алексашку. Кроме нас в комнате остались Федор и ночной разбойник с вывихнутой рукой.
— Ну что ж, послушаем теперь ночного гостя, — заявил Петр, и Федор пинком в спину толкнул стоящего на коленях абрека.
Тот сначала отказывался отвечать на вопросы, но после того, как Федор завалил его на пол и несколько раз врезал ногой по больной руке, начал что-то говорить, что весьма трудно было разобрать из-за его частых всхлипываний и хрипов.
Тут-то до меня и дошло окончательно, что эти люди не играют. Ведь травмы допрашиваемому я наносил сам, и сомневаться в их достоверности не приходилось. То, как бил его по вывихнутому суставу Федор, не вызывало сомнений, что он делал это с целью причинить как можно более сильную боль. Я попал к маньякам? Откуда сразу столько много маньяков? О массовом психозе слышал. А вот о массовом маньякозе… Или как это назвать?
Тем временем Остап, так звали допрашиваемого, что-то рассказывал о том, что они засланы князем Бельским, дабы порешить Светлейшего Князя.
— Не мог Бельский самолично на такое пойти, — подскочил Петр. — Не мог! Не иначе, Голицыны, змеиное отродье, снова козни строят. Пользуются тем, что на царствии юная Ольга повенчана. Ох, доберусь я до столицы.
Он принялся быстро ходить по комнате от одной стены к другой. Остановился, посмотрел на меня, произнес:
— А не просто так я тебя, Дмитрий, в чистом поле подобрал. Божьим промыслом ты мне послан. Кабы не ты, так и зарезали бы меня нынче, аки порося.
Знал бы он того алканавта, чьим промыслом занесло меня в эти… в эту… в этот… Твою мать! Да куда же меня занесло? Если я не сплю, то все, что со мной происходит результат действия сэмового испарителя. Это, конечно, невероятно и похоже на бред, но ведь и испарение кролика тоже не обыденное происшествие, а оно произошло на моих глазах. Значит, я все-таки сел в кресло испарителя и подвергся разложению на эти, как их, на нуклоны. И теперь я появлюсь в реальной жизни через… Стоп. Если я сейчас разложен на эти мелкие частицы, то… Нифига не понимаю.
Тут ввалился Алексашка и начал вполголоса, однако достаточно громко, чтобы я слышал, докладывать Петру Александровичу. Оказывается, после моих слов о горбуне, он отправился вниз и с пристрастием допросил того. Выяснилось, что подосланные убийцы застращали мужика, держа нож у горла Ксении, дочери горбуна. Потому тот и не решился сообщить мне о них.
— Я наказал пока кинуть его в поруб, — закончил денщик.
— Да и черт с ним. Поутру выпусти, — отмахнулся Петр. Однако, подумав, добавил: — Но плетей всыпь.
Начали приходить с докладами бояре. Первыми явились братья Соболевы — Михаил и Никита, те самые бородачи-храпуны. Это с ними я, что ли, на руках боролся? Нифига не помню. Доложили, что в обозе все в порядке, все живы-здоровы, подняты на ноги и находятся при оружии. Следом зашел пожилой мужик, коего Петр Александрович звал Афанасием Никитичем, и рассказал, что ночные гости зарезали трех караульных — одного на крыльце и двоих в доме. Один из тех, что были в доме, вероятно, вопреки уставу, завалился спать под лестницей. Там его сонного и порешили. Вот значит, почему я видел всего одного солдата у дверей.