Боярские дворы
Шрифт:
Вместе с перипетиями Андрусовского мира Алексей Михайлович проходит одно из самых тяжелых в его жизни испытаний – состоявшийся в 1666 году окончательный суд над бывшим патриархом Никоном. Для царя это не просто вопрос отношений государства и церкви, – это еще и очень глубокая личная привязанность, восхищение личностью человека, годами остававшегося его другом и советником.
Когда в апреле 1652 года не стало патриарха Иосифа, Алексей Михайлович не видел на патриаршьем столе никого другого, как Никона, посланного в это время в Соловки для перенесения мощей митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву. Конечно, могли воспротивиться церковники. Чтобы этого не случилось, мягкий и на первый взгляд постоянно колеблющийся царь берет инициативу в свои руки. 9 июля празднуется
Но все это в прошлом. Через шесть лет после своего такого необычного и пышного избрания Никон отказывается от сана, не добившись так манившего его слепого послушания царя. А в 1666 году Иоаким оказывается рядом с царем, когда принимается решение лишить Никона сана и заточить в белозерский Ферапонтов монастырь. Да и мало ли в эти годы непростых для Алексея Михайловича обстоятельств!
В 1669 году не стало царицы Марьи Ильичны Милославской, а в следующем объявленного народу наследника царевича Алексея Алексеевича – повод для нового появления Степана Разина, выдававшего себя за покойного. Здесь и увлечение красавицей Натальей Нарышкиной, и осужденная многими царская свадьба с новой царицей. Иоаким оказался в числе тех, кто спокойно принял развитие событий. Больше того. Он поставляется в митрополиты Новгородские при поддержке царя, а спустя каких-нибудь два года и в патриархи. 26 июля 1674 года стало звездным часом Ивана Большого Петровича Савелова. Отныне для истории существовал только кир-Иоаким.
Гражданские историки не находили в девятом патриархе никаких сколько-нибудь примечательных качеств: один из многих и, само собой разумеется, ни в чем не сравнимый с колоритной фигурой властного, тщеславного, не знавшего компромиссов Никона. Та же формула использована и авторами отличавшегося достаточной объективностью словаря Брокгауза и Ефрона. Но как, по поговорке, успех говорящего зависит от уха слушающего, так и образ исторического деятеля оказывается в прямой зависимости от внутренней позиции и угла зрения исследователя.
Формально у шестого и девятого патриархов мало общего. Ни в происхождении – Никон из крестьянской семьи, Савелов из дворян, – ни в характере прихода к власти. Но уже в своей новгородской епархии Иоаким наводит особый порядок. Он устанавливает единообразную и совершенно определенную церковную дань, сбор которой поручает исключительно церковным старостам. Посылавшиеся обычно из Митрополичьего приказа для этой цели светские чиновники допускали, по его мнению, слишком большие и частые злоупотребления. Есть здесь и другая, не сформулированная в словах сторона: начать избавляться от участия в церковных делах светских лиц.
Сразу после поставления в патриархи Иоаким собирает в 1675 году в Москве собор, решением которого у епархиальных архиереев появляются судьи из лиц духовных вместо мирских, как то было раньше. Иоаким настаивает, чтобы мирские судьи не имели права судить лиц духовных, а боярские дети посылались из архиерейских приказов только «на непослушников и непокорников». Спустя одиннадцать лет ему удастся окончательно завершить свое стремление царской грамотой о неподсудности лиц духовного сана гражданским властям. Царевна Софья поддалась на уговоры патриарха.
Но у Иоакима есть и еще одна, уже совершенно противоположная никоновской цель: борьба с роскошью. На том же соборе рассматривается так называемый чиновник архиерейского
Достаточно посмотреть на денежные отчеты Патриаршего приказа: никаких трат на одежду Иоакима, никаких дорогих тканей. Это Филарет и Никон «строили» себе одну за другой рясы, шубы, шапки. Иоаким, судя по документам, обходится тем, что было в патриаршьих кладовых. Патриархам не полагалось спать на кровати, ее заменяла широкая лавка у келейной стены. Но если его предшественники все время требовали новых одеял, крытых самыми дорогими мехами и тканями, Иоаким довольствуется купленным в Ветошном ряду бумажным тюфяком, покрытым наволокою из черного киндяка. Он не отказывается от клавшегося поверх тюфяка пуховика, но ему достаточно простыни на него, сшитой из 12 аршин холста.
У патриарха существовала извечная статья дохода – подношения людей, приходивших за благословением по различным поводам. За один только декабрь 1675 года 8 числа кланяется Иоакиму именинным пирогом голова московских стрельцов Богдан Пыжов, тот самый, чье имя долго хранил переулок на Большой Ордынке и сохранившаяся там же церковь Николы в Пыжах. 25-го от государыни царицы Натальи Кирилловны и царевен является думный дворянин Авраам Никитич Лопухин с «перепечами», двумя днями позже стряпчий боярина Якова Никитича Одоевского приносит полотно.
Февраль 1676 года оказывается еще более урожайным, к тому же вся придворная жизнь находит свое отражение в приходах за благословением вновь назначенных государственных деятелей. Тут и боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков, назначенный «сидеть» в Стрелецком приказе, и направляющийся воеводой в Сибирь боярин Петр Васильевич Шереметев, и пожалованный в Казань воеводой боярин Иван Богданович Милославский, и «приходившие на отпуске» донские казаки – атаман, есаул и сорок рядовых, причем каждый получал от патриарха образ, что само по себе обходилось недешево.
Архитектор Осип Бове. Церковь Богоматери Всех Скорбящих Радости на Б. Ордынке. 1828–1833 гг.
О. Бове. Церковь Богоматери Всех Скорбящих Радости. Купол.
Особенность кира-Иоакима – его редкая хозяйственность. Вскоре после занятия патриаршьего стола он начинает заботиться о патриаршьих владениях на Пресне. Издревле эта московская река была запружена для нужд царского и патриаршьего обихода. Иоаким решает строить здесь новый пруд и сам доглядывает за работами в течение весны, лета и осени. Единственная роскошь, которую он себе позволяет, – это устройство в Кремле патриаршьего «висячего», по образцу царских теремов, сада.
После первого же проведенного в Кремле, на Патриаршьем дворе, лета Иоаким замечает, как мало там в жаркие дни прохлады. Никто из его предшественников специально садом не занимался, Иоаким не только решает устроить необыкновенный сад, но и сам придумывает технологию его сооружения. Уже в феврале 1675 года он приказывает строить «на палатах Каменный приказ с сенями и крыльцом», а над ними, около своих деревянных келий, садовое место, огороженное каменной стеной. Расчетливый хозяин, Иоаким не может себе позволить таких затрат, которые шли на сооружение теремных висячих садов, когда кровля покрывалась свинцовыми, спаянными между собой досками. Вместо них он придумывает сделать бревенчатый пол, иначе мост, с бревенчатыми толстыми желобами для спуска воды, причем все употребленные для пола бревна должны были быть «выжелоблены». Мост предстояло сплотить, положить на кровельные переклады, а все желоба тщательно просмолить. Между бревен следовало выконопатить все щели просмоленной посконью – тканью. Мост перекрывался поперек тесом, а по тесу берестой. На образовавшийся помост насыпалась садовая земля, в которую и производились садовые посадки. Как выглядел такой сад, судить трудно. Но, например, в 1679 году садовник посадил здесь 65 кустов гвоздик, салат, много гороху и бобов.