Боярские дворы
Шрифт:
Первая супруга Ивана Грозного, царица Анастасия Романовна, имела брата Никиту Романовича, способного военачальника, отличившегося в шведском и литовском походах, и государственного деятеля, получившего возможность после смерти Грозного принять участие в руководстве делами Московского государства. Его многочисленным сыновьям, в том числе Федору – будущему патриарху Филарету, пришлось испытать на себе жестокость опасавшегося Романовых Бориса Годунова. Александр Никитич был сослан в Усолье-Луду и там удавлен. Михаил Никитич погиб от голода в ссылке в Ныробе. Сосланный сначала в Яренск, а затем в Пелым Василий Никитич умер прикованным к стене. Федор-Филарет поплатился ссылкой и насильственным постригом. И только Иван Никитич, по прозвищу Каша, вышел невредимым из ссылки в Пелым. При Лжедмитрии I
Когда-то об одном из владельцев Измайлова современник писал: «...муж к честным искусствам доброхотный». Под искусствами подразумевались науки, а в отношении Никиты Романова науки агрономические. Отсюда с первых же шагов расчет земли: оказывается, в Измайлове лучше всего родились льны, греча, виноград, хорошо росли тутовые деревья, хотя они-то в Москве были не в диковинку. В одном только подмосковном селе Пахрине было 5 тысяч шелковиц да еще питомник тутовых саженцев. Шелководство представлялось делом почти освоенным.
Да и весь расчет измайловского хозяйства велся не на дворцовые нужды. Где там, когда за один 1676 год пошло в продажу из измайловского урожая 18 тонн пеньки, 20 тонн чистого льна и 186 тонн льна-сырца. И все это уходит прямо в Архангельск, на корабли иностранных купцов. Или местный хмель. Подсевали его в Измайлове на неудобных землях – по косогорам, по крутым берегам местных речонок, а урожаи снимали до 30 тонн и снова прямиком продавали в Англию. Даже знаменитый Измайловский зверинец имел назначение развести новых зверей в русских лесах. «Ино всегда прибыль», – рассуждали современники: как-то приживутся в них американские олени и кабаны, тигры, львы, барсы, белые медведи, рыси, соболи, черные лисицы, дикобразы и разгуливавшие на положении таких же диких животных ослы. Охота и та велась в меру, чтобы не повредить зверинцу. Хватало и того, что на царский стол подавалась специальная измайловская приправа из тертого оленьего рога и разваренные в вине кабаньи головы.
Об Измайлове можно рассказывать долго, но мы начали разговор о «факции» и загадочном участии в ней царевны Прасковьи Иоанновны. Через нее, ее судьбу вошла в рассказ и малоизвестная широкому читателю судьба Измайлова.
Детство в «сельскохозяйственной Академии Древней Руси», как назвал Измайлово И. Е. Забелин, юность в толчее царского представительства. У Петра еще не было своей семьи. Первая жена уже в ссылке, будущая, Екатерина I, еще не появилась. Обязанности царицы исполняет Прасковья Федоровна, вдова брата, приветливая, ровная в обращении, во всем угодная Петру. К ней он обязывает приезжать представляться иностранцев, придворных, чтобы поздравлять с победами русского оружия, а ведь такие поздравления следуют одни за другими! Она присутствует на всех ассамблеях и держит открытый дом в Измайлове. Дворец здесь, известный по гравюре Ивана Зубова, был выстроен еще в 1682 году. Корнелис де Брюин один из многих, кому довелось там побывать. Тесен и неудобен дворец – одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками на окнах. Единственное его украшение – две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них. Петра подобные обстоятельства не смущали. А царевны – царевны ждали. Впереди было замужество с кем-то из иноземных правителей, если так решит Петр. Для Прасковьи все обернулось иначе.
Измайлово. Общий вид. XIX в.
...Дипломат спешил с донесениями. Так спешил, что не жалел каждый день посылать из Петербурга курьеров. Скандал во дворце. Пытки в спальне самого Петра. Опала любимого денщика. Гнев на Меншикова.
Французский полномочный министр Кампредон графу де Морвилю: «14 октября 1724 года. При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, немилостью некоторым министрам и любимцам царя. Мне еще не удалось узнать, в чем дело. Достоверно только, что некто, по имени Василий, был три раза пытаем в собственной комнате царя, тотчас же после разговора государя с Ягужинским. Называют Мамонова, майора гвардии, пользовавшегося до сих пор большою милостию князя Меншикова, Макарова, секретаря Кабинета, и даже Остермана». 21 октября Кампредон пишет: «Оказывается, царевна Прасковья родила мальчика в Москве. Она не показывается теперь. Василий, любимый паж царя, отделался довольно тяжким наказанием, но снова попал в милость на другой же день; слуга его приговорен к каторге, а что постигнет Мамонова – пока еще неизвестно». Итак, Мамонов – отец ребенка.
Незаконнорожденный ребенок у царевны, да еще мальчик, значит, лишний, пусть и очень отдаленный, претендент на престол. И все это при тогдашних взглядах, при неукротимом нраве Петра!
Конечно же монастырь, ссылка, батоги...
Но не случилось ничего. Мертвое молчание в придворных кругах, никаких наказаний виновным. Больше того! Прасковья Иоанновна венчается с Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым – так звучала полная фамилия ее избранника. Просто брак остается до конца необъявленным. Никаких упоминаний о нем не найти в генеалогических сборниках и царственных родословных книгах. Нет никаких упоминаний и о ее сыне. Остался только начатый и недописанный Андреем Матвеевым портрет – детская головка с сумрачным взглядом широко открытых темных глаз. Кто об этом позаботился? Петр. И все последующие монархи.
Как теперь, спустя столько лет, разгадать, что же произошло с Прасковьей Иоанновной? Откуда взялась в ней эта смелость, эта решимость отстоять свои права? Хотя какие права! Никаких прав не было и не могло быть. Если разобраться в дворцовых архивах, нетрудно увидеть, что готовилась она к решительному шагу долго и обстоятельно. Прасковья Иоанновна даже решает загодя вопрос о разделе имущества с сестрами и для этого дает хорошую взятку любимой горничной Екатерины I – чтоб похлопотала.
К моменту начала скандала положение Прасковьи Иоанновны было более чем сложным. Ее мать к тому времени уже потеряла былое влияние: есть Екатерина I, и у Екатерины I есть собственные дочери. Это их судьбой предстоит в первую очередь заниматься Петру I.
Да и Петр недоволен племянницами. Анна Иоанновна овдовела сразу после свадьбы с герцогом Курляндским, и только непреклонное решение Петра заставляло ее жить в Курляндии, без власти и средств, которые ей скупо и редко давал петербургский двор. Екатерина Иоанновна и вовсе, прожив несколько лет со своим герцогом Мекленбургским, самовольно вернулась с единственной дочерью в Россию. Ее не остановил даже гнев Петра: не ужилась с пропойцей и грубияном, и все тут. Две неудавшиеся герцогини – это уже было слишком. А тут еще Прасковья Иоанновна.
Правда, с возвращением Екатерины Иоанновны, кажется, чуть-чуть оживает Измайлово. Екатерина Иоанновна старается заманить в него побольше гостей. Но едут гости, особенно иностранцы, неохотно: хозяйки скудно кормят, а то ненароком и вовсе забывают накрыть столы. Немного помогают театральные представления. Царевны Екатерина и Прасковья сами занимаются ими, набирая исполнителей и из числа знатных, и из прислуги, сами возятся с текстами и гримом. Но и здесь сказываются всегдашние измайловские нехватки – нет специальных костюмов, парики приходится иной раз прямо отбирать у гостей, свет горит только на сцене, и при закрытии занавеса зрители погружаются в полную темноту. Танцевать негде, разве что используя спальни всех обитателей.
«Капитан Бергер, провожая меня с графом Бонде, – записывает приехавший со свитой герцога Голштинского камер-юнкер Берхгольц провел нас через спальню принцессы, потому что за теснотой помещения другого выхода у них и не было. В этой комнате мы нашли принцессу Прасковию в кофте и с распущенными волосами, однако же она, несмотря на то, встала, встретила нас, как была, и протянула нам руки для целования...»
Один из иностранцев приезжает в Измайлово с радостным сообщением о возвращении Петра из поездки в Астрахань. И Екатерина Иоанновна, рассказывает он, «повела меня так же к своей матери и сестре, которые со своими фрейлинами лежали уже в постелях. После того я должен был подходить еще с герцогинею к постелям фрейлин и отдавать им визиты. Они лежали, как бедные люди, одна подле другой и почти полунагие...»