Боярышня Воеводина
Шрифт:
— Надо же, как князей воспитывают! Ну, меня батюшка не воспитывал, только бабушка и маменька, но она больше нотации читали, ну, в угол на колени ставили, самое страшное наказание — на час в углу на горохе. И по рукам шлепали, что бы ела правильно, красиво, и, если прописи плохо писала, без усердия. Ладно, хватит о прошлом, завтрак проспала, пошли обедать!
— Там боярыня Аглая еще спит, всю ночь около тебя просидела. Я Мишу проверить зашел, лучше себя чувствует, но еще слаб. Так Гашка вчерашнюю утку, что нам, как молодоженам оставили, разогрела. И взвар вчерашний. Я ее сюда принес, давай поедим, пока теплая. Вчера-то мы о ней и не вспомнили!
— Ой, Миша, ты же голодный! Плохая у тебя жена! Спит, мужа не кормит!
Утку ели в той
— Так, голубки, поели, хорошо! Мише можно и рюмочку мальвазии принять, а тебе, Анна — ни-ни, только взвар. Думала силу приняла и порядок, нет, милая, что бы ее применить много, знать нужно. Так что я сейчас, наскоро объясню, как отрока лечить от сердечной хворости. На муже потренируемся, завтра, с утречка и полечим вместе, ехать им нужно срочно. Слухи уже поползли, что пропал царь избранный. Так что вам срочно возвращаться надо, несмотря на распутицу. Мужики из деревни поехали по соседям, узнать, как проехать побыстрее, да безопаснее, пока все дороги не развезло, да разлив рек не начался. Ты, княжич, раздевайся, и на кровать ложись, мы ее попозже в залу перенесем, а разбирать не будем. Но, что бы мыльней пользоваться можно было. В избе тесно, последние ночки здесь проведете! Разделся? — спросила Мишу Аглая.
— Да!
— Исподнее тоже снимай, прикрой там срам, ну хоть полотенцем, от меня. Анна ночью твое богатство отдельно изучит. Сейчас Анну на твоем теле как устроен человек обучать будем!
Обучение молодой ведьмы стало для Михаила тем еще испытанием. По указанию Аглаи, она не только водила над его телом руками, но еще и щупала отдельные места пальчиками. Периодически Миша ощущал в этих местах жар. Но под конец этой пытки, весь жар сконцентрировался у Михаила в одном месте и вызвал совсем неприличные последствия. Первой все поняла Аглая. Она остановила внучку, которая удивленно посматривала на приподнявшееся полотенце, и прекратила урок.
— Все, Аннушка, хватит на сегодня. Довели мужика! Я вас двоих оставлю, так что ужин Гашка вам сюда принесет! Нужник при бане имеется, воды много наношено, так что милуйтесь, сколько захотите, потом расстаться придется! Заодно, княжич, объясни жене, как мужики и бабы устроены. Вижу, вчера не разговоры разговаривали, делом занимались! И, Анна, вот, отвар выпей! Каждый день пить будешь, пока муж не уедет. Не переживай, княжич, отвар безвредный, против детей он. Нельзя пока вам ребеночка заводить! Приедешь, дела свои устроишь, родителей известишь, Анну заберешь, и заводите сколько хотите, хоть пять, хоть десять, хотя десять это уже перебор! Все, пойду, проведаю болезного, Как он там. Про тебя, княжич, сказала, что тепло стало, и ты в баню переехал, что бы нас с Аней и Гашкой не смущать. Или все-таки сказать про свадьбу?
Михаил подумал и покачал головой.
— Не надо. Видел я, какими глазами он на нее смотрел. Это тоже один из доводов в пользу скорой свадьбы был. Приехал бы на Москву, огляделся, на царство венчался, потом о свадьбе бы говорить стали, династию укрепить надобно, наследники нужны. Вспомнил бы, и привезли бы ему Аннушку. Он упрямый, если что-то в голову возьмет, не выбить. Это только слухи, что им мать крутит. Он в малом уступает, в мелочах, а в серьезном деле насмерть стоит. Вот как с богомольем этим. Представляете, что было бы, избери он Анну! Марфа бы извела бы ее, издергала придирками. Взъярилась бы, что жена сына ведьма, скорее тебя она отравой изведет, чем ты ее! Не знают же, что она белая. Величайшая редкость нынче на Руси!
— Молодец, правильно мыслишь. Анна, выпила отвар? Тогда пошла я. Завтра еще раз урок повторим, не переживай, не так долго, просто ее действия с Михаилом, что бы проверить правильность, потом, прямо с утра — лечение всегда лучше утром проводить, полечишь отрока, день на принятия лечения. И можно ехать!
Ушла, оставила их наконец-то вдвоем. Но и после ее ухода Михаилу пришлось подробно объяснять молодой жене особенности строения мужского тела, причем интересовалась она с чисто медицинскими целями! Наконец, попросила посмотреть. Она же жена, ей можно! Михаил, стиснув зубы, позволил. Анна смело откинула полотеничко, и ахнула:
— Как же ты с этим со всем ходишь? Жутко неудобно же!
— Знаешь, жена, я тебе потом все еще раз покажу и объясню, а сейчас мне до разъяснений. То, что ты видишь, это результат вашей учебы. Твоих прикосновений. Просто ты, сама не понимая, привела меня в боевую готовность, и, пока я не удовлетворю свою страсть, он так и будет пребывать в боевой готовности!
— Подожди, я не поняла, ты вчера засовывал эту штуку в меня?? Она же мне там все порвала! Такая большая! А я даже не попросила бабушку посмотреть! Надо срочно ее вернуть!
— Анна! — он едва успел схватить жену за руку, — скажи, тебе вчера был очень больно?
— Нет, почти не было.
— А сейчас что-то болит?
— Нет, не болит, — она как бы прислушалась к себе — совсем не болит!
— Тогда что ты паникуешь? Да, вчера пришлось порвать твою девственную преграду, иначе я не смог бы проникнуть в твое лоно, и излить туда семя! Подумай, этим же путем появляется целый ребенок, как там может повредить что-то такой ствол? Все у нас Господом так устроено, что бы соединяться для продолжения рода, ничему в теле не вредя. Так что соединимся мы с тобой сегодня, как муж с женой спокойно. Препятствия у тебя больше нет, болеть нечему. А я постараюсь, что бы ты не только не боялась, но и поняла, как это приятно. Отвар Аглаин выпила? Права она, нельзя пока нам ребеночка иметь. Надо жизнь наладить.
После они лежали, обнявшись. Анна пристроила голову на плечо мужа, слушая, как бьется его сердце.
— Мишенька, любый мой, как я не хочу тебя отпускать! Там же до сих пор война. А ну, как убьют, или ранят? Может, все-таки возьмешь меня с собой? Я и за другим Мишей присмотрю!
— Аня, давай я честно признаюсь, какие опасности для меня имеются. Почему я за тебя боюсь! Только ты не пугайся, большинство не так страшны. Понимаешь, сейчас вот, Мишу выбрали царем. За него большинство было, но не все. Были группы, что руку других держали. Вон, поляка Владислава. Его бы и выбрали, и часть бояр ему уже присягала. Только его отец, Сигизмунд, слишком поторопился. Поняли наши бояре, что он не сына царем на Русь планирует, а сам править хочет. И латинские порядки нам навяжет. Вот и переметнулись к Мише. Но до сих пор есть люди, поляка поддерживающие. Так вот, я был к Михаилу приставлен и как учитель, сам-то он еле-еле грамоте обучен, но и как человек его отца. Будущего патриарха Филарета, что бы сохранить Мишу до принятия царского венца. И многим был как кость в горле. Подружились мы с ним, слушал он меня. Многие не знают его характера. Думают, что так, молодой, безвольный, а он, если что не по нему, упрется, и с места не сдвинешь! Вот и опасаюсь, что воспользуются недруги нашей поездкой в Тихвин, оговорят, что это я его подучил, ну и попаду в опалу! Вон, как сами Романовы, при Годунове. Убить не убьют, но в ссылку отправить могут. Вот и опасаюсь за тебя. Пока о тебе не знают, ты отсидишься здесь, в безопасности. А когда все на свои места встанет, я тебя разыщу и родителям представлю. Понимаешь?
— Миша, неужто в острог посадить могут? Или в монахи постричь?
— Посадят вряд ли, все же я чародей обученный, боевой, и не из слабых, да и слишком мелкая я сошка, что бы подстригать насильно. А вот отослать подальше могут, что бы Мишу от меня оторвать! У его матери родня большая, жадная, к власти рвутся. И не хотят, то бы отец его из польского плена живым вернулся. Он им руки-то укоротит! Ладно, хватит. Нам с тобой всего одна ночка осталась перед разлукой, а мы разговоры разговариваем. Давай целоваться!