Боярышня Воеводина

Милютина Елена

— Ой, Миша, ой, я еще спросить хотела! Ой, охальник! Да что же это тако….

Михаил задул свечу.

Утром опять пришла Аглая, Анна урок повторила, косясь на полотенчико меж ног мужа. Все Аглая одобрила, оделись и пошли Михаила лечить. Тот обрадовался другу, попенял ему, куда пропал. Миша, смущенно рассказал, что боярыня Аглая на нем Анну учила, как его лечить, а спал он в бане, так как не хотел трех женщин смущать, раз совсем поправился. Тут Анна его прогнала за стол, там Гашка уже еду собирала, и подсела к Михаилу. Лечение началось.

Утром следующего дня Михаил встал с кровати, Вся болезнь ушла. Сердце билось ровно, колени не болели. Можно было ехать.

Глава 10

Ехать решили окраинами, подальше от тракта, так безопаснее. Мужикам пришлось рассказать, кого барыня укрывала. Прониклись, собрали небольшой отряд в шесть мужиков, здоровых, трое даже в походе с боярином побывали по молодости. Оборужились, бывшие вояки копьями и ножами, охотники — рогатинами. Оружие

проверено, не только медведя взять можно. До полевых работ далеко еще, так что поехали верхами. Михаил в телеге, староста кучером, Муромский верхом на Мишином жеребце, Аглая вытащила из запасов самый короткий меч покойного мужа и торжественно вручила княжичу. С оружием на поясе Миша чувствовал себя увереннее. Михаил все рвался ехать верхом, но Аглая не разрешила. Что бы немного утешить бывшего пациента, вручила ему охотничий лук покойного мужа и полный колчан каленых стрел. Вперед, в Ефимов, что на тракте, послали отрока, что бы предупредил, и лодки подготовили. Пока до него доберутся, реки вскроются, вот они и поплывут спокойно от Ефимова по реке Соминке до Вожанского озера, там по малой реке Горюн до Чагоды, а там уже по рекам Чагодища и Мологе, до Волги. И обратно, через Углич, Калязин, Кимры. В Кимрах, если не раньше, их уже встретят московские стражники. Весной, по высокой воде, быстро доплывут, и силы сохранят.

До Великого двора доехали быстро. Там уже ждали сменные лошади и стражники. Но трое бывших вояк из Рыбежки решили продолжить путь. Староста одобрил, и пообещал, что если они задержаться, то деревня, всем миром, засеет их наделы и голодать их семьям не придется. Нет сейчас более важного дела, чем привезти молодого царя на Москву. Он бы и сам с ними поехал, но не может бросить боярыню Аглаю. Взял письма Михаила Муромского к жене и бабушке, и уехал. Михаила пересадили на новую подводу, ехать верхом не разрешил Муромский, напомнив о наказе Аглаи держать колени в тепле. Не хочет же он предстать перед всем миром обезножившим калекой? Но пообещал, что иногда, в теплые дни пустит его в седло, ненадолго, на часик, размяться.

Дальше поехали местными дорогами между деревнями. Небольшие деревеньки — Окулово, Горка, Михалево, Сухая Нива, и, наконец большое село Ефимов. Уже на тракте. Там из озера на юге села вытекал река Соминка. Лодки были приготовлены, но, на всякий случай волостной воевода отдал свой возок. И выделил дополнительную охрану. Часть ее, должна была сопровождать возок, куда погрузили часть припасов, и была готова прийти на помощь путешественникам, благо дорога шла рядом с рекой. Погода уже две недели стояла солнечная, тихая, дороги просохли, и вообще можно было и не пересаживаться в лодки. Но двигаться по реке было безопаснее и быстрее. Опытные лодочники обещали доплыть до большой реки Чагоды буквально за два дня. В Ефимове Михаилу пришлось впервые примерить роль батюшки-царя при большом скоплении народа. После общего молебна в церкви на площади собралось все население села, включая древних стариков и грудных младенцев на руках у молодиц. Михаил, увидев это собрание оторопел, но, подержанный Мишей справился, вышел на паперть, и приветствовал своих подданных вполне по-царски. Сказал о тяжелом времени, о врагах, топчущих землю государства, пообещал, что будет гнать иноземцев в три шеи, и призвал народ помогать восстановить порядок. Народ воспринял речь с радостью, так что отъезжал Михаил под одобрительные крики, с пожеланиями скорее принять царский венец и взяться за наведение порядка.

Плыли по Соминке довольно спокойно. Небольшие пороги скрылись под высокой весенней водой. Впереди шла лодка с лоцманом — старым рыбаком, хорошо знавшим русло реки, из-за половодья иногда можно было сбиться и потерять русло. Михаил нервничал. Он не умел плавать и боялся воды. Хорошо, что Соминка была узкой и лодки все время плыли ввиду берегов, даже в половодье. Михаил побоялся, что на Чагоде, а тем более, Чагодище и Мологе Михаил совсем оробеет — там реки не в пример шире Соминки, поэтому он послал вперед гонцов, что бы готовили уже не мелкие лодки, а настоящие ладьи. Но первое препятствие обнаружилось уже недалеко от впадения Соминки в Вожанское озеро. Сюрприз был неприятный. Озеро, большое и мелководное, еще не вскрылось полностью ото льда. Да и речка Горюн была не в пример коварнее Соминки. Частые пороги делали ее опасной, отсюда и название — Горюн! Предупредили их в месте ночевки — в деревне Сомино, названной по имени реки. Там их дожидался их обоз, на удивление быстро преодолевший подсохший тракт. Михаил обрадовался, что дальше они проделают часть пути посуху. Ладьи ждали их около усадьбы Анисимово, поместья дворян средней руки. Поэтому, сходив помолиться о благополучном окончании этого этапа пути и опять пообщавшись с народом, спокойно переночевали в доме местного старосты, напарились в бане, выгоняя из костей весеннюю речную сырость, хорошо поужинали, и приготовились продолжить путь по тракту. Михаил — в возке, Миша Муромский — верхом. На уже знакомом жеребце. Но с большим комфортом. Жеребцу подобрали нормальное седло. Хотелось устроить дневку, хорошо отдохнуть, но нельзя. Слухи о путешествии царя множились, и можно было ожидать какой-нибудь гадости.

На удивление, путешествие по тракту вышло спокойным и приятным. Тракт здсь шел по высотам, подсох, двигались быстро, и к ночи уже были у усадьбы Анисимово. Хозяин, служивый дворянин, встретил радостно, ладьи уже ждали. Так что, переночевав в ветхом дворянском доме, даже менее удобном, чем

изба старосты, стали решать — плыть по реке Чагоде, или все-таки проехать по тракту до села Мегрино, где Чагода, после слияния ее с притоком — рекой Песью называлась уже Чагодищей. Но от этого их отговорил старый помещик Анисимов, долгое время служивший в этих краях становым. Он разъяснил, что здесь тракт идет по низменности, между двумя болотами. И разлив рек иногда его топит, мелкие речки разливаются по весне знатно. Кроме того, он небезопасен. В этих местах издавна орудует шайка некоего Осипова, разорившегося дворянского сына, года три назад он лично провел облаву в его бывшем поместье, Осипово же, которое у него отняли за воровство. Так супостат укрылся в трех лесных деревушках на реке Винне, Середке, Львовом дворе и Низи, и кочует из одного логова в другой. Но на реку не суется, ему ведунья предсказала, что ему на роду написано утонуть. Так что по реке безопаснее. Он им уже приготовил крепкие ладьи, собственность запозднившегося купца, зазимовавшего у него, так что с хорошим лоцманом они мигом доплывут до нижнего течения Чагодищи, реки извилистой и с перекатами, но сейчас они все под большой водой, так что доплывут быстро и безопасно. Только надобно возок на ладью погрузить и лошадей тоже, так как трактом опасно. Михаил приуныл, но с доводами согласился. Ночевать придется на реке, на островах, которых здесь великое множество. Ушкуйники — речные разбойники на большие караваны нападать боятся, особенно на те, которые с чародеем плывут. Опасаются, что чародей их лодки пожжет. При этом все покосились на Мишу. Он задумчиво кивнул. Решение было принято. Плыть.

До Мегрино доплыли быстро, но там и заночевали, извилистая Чагодища в этих местах была почти необитаема. В Мегрино стоял караван из еще десятка ладей, купцы не решались плыть — их чародей захворал. Узнав, что с новенькими плывет не какой-нибудь, а ученый боевой чародей, уже побывавший бою, слезно напросились в компанию. Так что плыли большим караваном. В Мегрино сделали дневку, отдохнули, сходили в древнюю церквушку со списком иконы Тихвинской Божьей матери. Михаил перед ней помолился, и дальше плыл уже спокойно. Следующую остановку сделали в деревне Званец, но сами на берег не выходили, только промяли коней. Уж больно бедная была деревня, и у жителей рожи разбойничьи. После деревни Щепье начинался самый дикий участок реки. И тут их проверили.

За поворотом, из устья какого-то ручья выскочили три переполненные лодчонки, с гиканьем устремились к первой ладье, намереваясь сбить строй каравана. Полетели стрелы. Раздались крики — «Ушкуйники»! —

Миша не сплоховал. Огненный шар угодил точно в первую посудину, она запылала, разбойники попрыгали в воду, остальные две обратным ходом устремились в свое укрытие. Больше их во время плаванья не беспокоили. Авторитет Муромского поднялся до небес. Все купцы благодарили, а Михаил смотрел с восторгом. Он-то видел Мишу только в неравном бою, когда тот, от отчаяния, ударил по врагам не точечно, а, так сказать, по площадям. Там разглядеть что-то было сложно. Так что остаток пути прошел приятно. Скоро и Чагодища стала шире, спокойнее, и прямее. Чувствовалось близость устья. Остановку давно запланировали сделать в селе Щелохачь, в паре верст от слияния с Мологой. Здесь и произошла та самая встреча, которой Миша ожидал, и так боялся. Село было переполнено военными. Их ждали. И, как ни странно, первым ждали его, а не Михаила. При появлении каравана в селе зазвонили колокола. Ладья направилась к причалу, а на этом причале ее ждала такая знакомая фигура мощного воина с окладистой, уже седеющей бородой. Не узнать невозможно! Князь Муромский! Отец, собственной персоной.

— Вот сейчас и получу, все, что причитается! — с тоской подумал Миша, готовясь к встрече с грозным родителем. Михаил еще не вышел из чулана, служившего им каютой, и Мише ничего не оставалось, как шагнуть на бревна причала, кланяясь отцу в пояс, как положено воспитанному сыну.

— Здравы будете, батюшка!

— Здрав, здрав, на здоровье не жалуюсь, — сквозь зубы ответил отец. Миша уже по тону понял, что пощады не будет. Надо готовиться к худшему.

— Объясни-ка мне, любезный сын, какого черта вы устроили? Куда поперлись? А ежели спаслись, почему сразу обратно не вернулись, а болтались три седмицы неизвестно где? Почему весть не подали, ежели ехать не на чем было? Ты хоть представляешь, что мы с матерью передумали, когда из Устюжена весть пришла, что вы с Михаилом в лес сбежали, и с тех пор о вас ни слуху, ни духу?! То ли звери разорвали, то ли замерзли насмерть, то ли шведы в полон взяли! Трудно было мужика хоть в Устюжен, к своим послать, что бы хоть Марфу успокоить? Что жив ее сын единственный?

Миша слушал отца, опустив голову, не пытаясь возражать. Бесполезно. Да и как рассказать все, что за эти три седмицы приключилось. Как описать то отчаяние, с которым он тянул мечущегося в бреду Михаила к лесной избушке, обливаясь кровью из вновь открывшейся раны, мучительное извлечение болта из плеча, и последующее не менее мучительное лечение. Болезнь Михаила, свои опасения, что предал их кто-то из Устюжина, навел шведов? И старая Аглая одобрила скрыть их от других мужиков, даже самых верных, пока без них стало не справиться! И про ясные глаза юной боярыни, ставшей его женой. Нет, про Анну родители узнают позже, когда все успокоится! Сейчас нельзя, не примут. И сперва надо матушке рассказать, она отца уговорить сможет, смягчит гнев. Поймет, что сын полюбил, и выхода у него не было, кроме срочной свадьбы, не по обычаям. Нельзя было Анну ему упустить, да и Михаила спасать надо было.