Бояться поздно
Шрифт:
— Который тут черный кабинет? Сортир или кладовка? О. Ты глянь.
Кредит, на ходу отряхивая руки в перчатках, двинулся к двери кладовки, нагло украшенной навесным замочком. Он дернул ручку, убедился, что закрыта, собрался и одним рывком распахнул дверь, выдернув ушко вместе с куском косяка, — Лексус только рукой махнул. Кредит сунулся внутрь и принялся шарить не шумно, но активно. Потом длинно выругался.
— Что там? — спросил Лексус.
— Ни хрена, — сказал Кредит и вышел, не прикрыв дверь.
Лексус
— Кажися, не этот имелся в виду, — сказал Лексус.
— И не сортир, — отозвался Кредит из туалета. — А что тогда?
— «Музыка подскажет».
— Ключ как выглядит? Размер там, форма.
Он вернулся в гостиную и сканировал ее глазами.
Лексус, подумав, пожал плечами.
— Да как угодно. Исходно файл был, наверное, или защищенная флешка, а эти хоть куда могли скопировать. На другую флешку, в телефон, в облако…
Он замолчал. Кредит, пялясь в ноут на животе пухлой девицы, продолжил:
— В игру.
— Объясни, — потребовал Лексус, но тут же поправился: — Понял. В которую они сыграть и приехали. Там музыка, ага. А черный кабинет?
— Да я, кроме танчиков, и не знаю ни фига.
— Точно, — сказал Лексус. — Пацаны в учебке говорили, у одного в школе или в шараге момент стремный был, на криминале прихватили. Надо было, чтобы остальные дали показания в его пользу, а договориться об этом никак: общаться запретили, телефон и комп отобрали. А приставку не отрубили почему-то. Так они в игре сошлись, перетерли и выскочили.
— Перетерли — это да, а вот спрятать что-то, и если игра незнакомая… — сказал Кредит с сомнением, но подошел все-таки к пухлой, выдернул ноут, открыл пошире и повернул к себе. Ну и к Лексусу, получается.
Картинка на экране была неподвижной и малопонятной: вроде комната, здоровенная и плохо освещенная. Кредит мазнул пальцем в перчатке по тачпаду, потянулся к завалившейся в щель мышке, походя мазнув пальцами и по пухлой.
Лексус вспомнил, какая у Кредита репутация, и хмыкнул так, чтобы было слышно. Репутация, в принципе, есть у всех, да и сам Лексус не святой и не небесный воин. Он пес. Но Кредиту разок пришлось даже официально менять имя и переводиться из далекой части — после показательного расстрела перед строем.
Кредит повернулся к Лексусу с мышью в руке. Лицо его выражало сдержанное неудовольствие. Обоснованное. В этой операции и на этой земле на Кредита падала основная нагрузка — значит, и позволить себе он мог больше, а предъявы сносить не нанимался.
— Алтын? — спросил Лексус деловито.
Кредит, подумав, кивнул и сказал:
— Логично. С нее и начнем. Вон та.
Он показал мышкой на стандартную девку в кресле за камином. Лексус качнулся к ней, но Кредит кротко возразил:
— Я сам.
Лексус привалился лопатками к стене, готовясь наблюдать и не вмешиваться.
Кредит обошел кресло по кругу, вроде даже напевая и старательно не глядя в сторону Лексуса. Провоцировал, что ли. Нашел кого и чем. Наконец замер за спинкой кресла, склонился над неподвижным телом, пощупал, не удержавшись, в паре мест и довольно пробурчал что-то вроде: «Не такая уж и мелкая». Лексус кашлянул, а Патрон сказал от порога:
— Ты опять?
Кредит, неслышно ругнувшись, выпрямился и встал, уронив руки.
Спокойный и собранный Патрон перекрывал дверной проем.
Когда я его слышать или чуять хотя бы научусь, подумал Лексус безнадежно и напомнил, стараясь быть легким и обходительным:
— Ты ж сказал, чтобы сами.
— Притомился ждать, — ответил Патрон.
Это было не странно даже, а диковинно. Ждать Патрон умел прекрасно, получше, чем Кредит. Видать, и его упахали крайние полгода и особенно крайние недели.
— Давай-давай, лезь куда собирался, — сказал он Кредиту так добродушно, что тот на миг завис, явно соображая, не пора ли попробовать свалить или, наоборот, повалиться на колени, вымаливая пощаду.
Не выбрав, Кредит подчеркнуто аккуратно переставил ноутбук на широкий мягкий подлокотник кресла, а сам сел на пол рядом и стукнул мышкой по доске. Лексус, поймав знак Патрона, неспешно подошел и встал за спиной Кредита, наблюдая за экраном.
Наблюдать оказалось непросто: на экране быстро мелькала пестрая чехарда, из которой трудно было вычленить понятные очертания. Лексус с трудом разглядел в апельсиновом мелькании черно-серую спину, но тут она вбежала в графитовый сумрак, и экран превратился в картину Малевича «Черно-серый прямоугольник».
Кредит, кажется, испытывал затруднения иного рода. Он ругнулся, бесцеремонно выдернул из ушей девицы наушники и неловко, не снимая перчаток, закупорил ими собственные слуховые проходы. Мародер, подумал Лексус презрительно, хотя опять же — чья бы корова мычала.
— Куда ты поперся, не видно же ни хрена, давай я, — не выдержал он, опускаясь на корты и протягивая руку.
— Бери свободный ноут и вперед, — предложил Кредит, не отрываясь от экрана.
Уступать мышку он не собирался.