Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)
Шрифт:
— Богатейший, густейший жир в мире, жир земли, — говорит он. — Мы сегодня что-то вроде Робина Гуда.
Маленькие пожары масла возникают на ковре.
— И пока мы там, — говорит он, — нам стоит поискать также и вирус гепатита.
20
Слёзы теперь текли по-настоящему, и толстая полоска прошла по всему стволу пистолета, вниз по изгибу вокруг спускового крючка, чтобы капнуть у меня с указательного пальца. Рэймонд Хессель закрыл оба глаза, так что я сильно надавил пистолетом на его висок, чтобы он всегда
Это был не дешёвый пистолет, и мне стало интересно, может ли соль его испоганить.
Всё прошло так легко, что я даже удивился. Я сделал всё, что мне сказал механик. Вот зачем нам надо было купить пистолет. Я делал свою домашнюю работу.
Каждый из нас должен был принести Тайлеру двенадцать водительских прав. Это было доказательством того, что каждый сделал двенадцать человеческих жертвоприношений.
Сегодня ночью я припарковал машину и гулял вокруг квартала, ожидая, пока Рэймонд Хессель закончит работу за кассой в круглосуточном Конер Март, и около полуночи он ждал на автобусной остановке ночной оул бас, когда я в конце концов подошёл и сказал: «привет».
Рэймонд Хессель, Рэймонд не ответил ничего. Наверное, он решил, что мне нужны его деньги, его прожиточный минимум, четырнадцать долларов в его бумажнике. О-о, Рэймонд Хессель, все твои двадцать три года, когда ты начал плакать, слёзы текли по стволу моего пистолета, прижатого к твоему виску, нет, это не из-за твоих денег. Это совсем не из-за твоих денег.
Ты даже не сказал: «привет».
Ты — не твой грустный маленький бумажник.
Я сказал: «отличная ночь, воздух холодный, но прозрачный».
Ты даже не сказал: «привет».
Я сказал: «не беги, а то мне придётся выстрелить тебе в спину». Я достал пистолет, и на мне были одеты резиновые перчатки, так что если пистолет когда-нибудь стал бы по этому делу вещественным доказательством № 1, на нём не было бы ничего, кроме высохших слёз Рэймонда Хесселя, лица кавказской национальности, семьдесят третьего года рождения, особых примет не имеет.
И я получил твоё внимание. Твои глаза расширились до такой степени, что даже в тусклом свете улицы я видел, что они зелёные, как антифриз.
Ты отодвигался назад всё дальше и дальше каждый раз, когда ствол прикасался к твоему лицу, как будто он был слишком холодным или слишком горячим. Пока я не сказал: «не делай ни шага назад», и тогда ты позволил пистолету прикоснуться к тебе, но даже тогда ты отодвигал голову вверх и назад от ствола.
Ты отдал мне свой бумажник, когда я сказал.
В твоих водительских правах было твоё имя: Рэймонд К. Хессель. Ты живёшь на 1320 СЕ Беннинг, квартира А. Это, должно быть, подвальное помещение. Квартирам в подвалах обычно дают номера буквами, а не цифрами.
Рэймонд К. К. К. К. К. К. Хессель, я с тобой разговаривал.
Твоя голова отдвигалась назад и вверх от пистолета, и ты сказал: «да». Ты сказал, что да, ты живёшь в подвале.
У тебя в бумажнике было также несколько фотографий. Там была твоя мать.
Это было довольно круто для тебя, когда
Ты двигался к клёвому, чудесному волшебству смерти. Одна минута, ты человек, и в следующую минуту ты — предмет, твои мама и папа должны будут звонить старому доктору как-его-там, чтобы посмотреть твою дантистскую медицинскую карту, потому что от твоего лица останется немного, и твои мама с папой, они всегда ждали от тебя гораздо больше, но нет, жизнь играет не честно, и всё закончилось именно так.
Четырнадцать долларов.
«Это, — спрашиваю я, — это твоя мама?» «Да». Ты плакал, шморгал, плакал. Ты глотал. «Да».
У тебя был пропуск в библиотеку. У тебя была карточка из проката видеокассет. Карточка социального страхования. Четырнадцать долларов наличными. Я хотел взять ещё проездной на автобус, но механик сказал брать только водительские права. Членский билет студенческого профсоюза.
Ты чему-то учился.
В этом месте ты начал плакать ещё сильнее, и я ещё сильнее надавил стволом пистолета тебе в щёку, так что ты опять начал отходить назад, пока я не сказал: «не двигайся, или ты умрёшь прямо сейчас. Так что ты изучал?» «Где?» «В колледже, — сказал я. — У тебя билет студенческого профсоюза».
Ой, ты не знаешь, дёрг, кхе-кхе, проглотил, шморгнул, биологию.
«Слушай, сейчас ты умрёшь, Рэй-монд К. К. К. Хессель, сегодня ночью. Ты можешь умереть через секунду или через час, тебе решать. Так что соври мне. Скажи мне первую ерунду, пришедшую тебе в башку. Выдумай что-нибудь. У меня здесь не дерьмо. У меня здесь пистолет».
В итоге ты меня слушал, забыв про маленькую трагедию у себя в голове.
Заполни анкету. Кем Рэймонд Хессель хочет стать, когда вырастет?
Пойти домой, ты сказал, что хочешь просто пойти домой, пожалуйста.
«Без вопросов, — сказал я. — Но на что ты собираешься потратить свою жизнь после этого? Если бы ты мог сделать всё, что захочешь?» Выдумай что-нибудь.
Ты не знал.
«Тогда ты умрёшь прямо сейчас», — сказал я. Я сказал: «отвернись в сторону».
Смерть наступает через десять, через девять, через восемь.
«Вет», — сказал ты. Ты хочешь быть ветом, ветеринаром.
Это значит животные. Тебе надо было для этого учиться.
Тебе надо было для этого слишком долго учиться, сказал ты.
Ты можешь учиться и пахать так тяжело, как будет нужно, Рэймонд Хессель, или ты можешь умереть. Тебе выбирать. Я засовываю твой бумажник в задний карман твоих джинсов. Так ты в самом деле хочешь быть врачом для животных. Я отнимаю покрытый солёной водой ствол от одной щеки и придавливаю его к другой. «Ты именно этим всегда хотел быть, доктор Рэймонд К. К. К. К. Хессель, ветеринаром?» «Да».
«Не пиздишь?»
«Нет». Нет, в смысле, да, не пиздишь. Да.
«Хорошо», — сказал я, и прижал влажный конец ствола к твоему подбородку, затем к кончику твоего носа, и везде, куда бы я ни надавил стволом, он оставляет блестящее влажное кольцо от твоих слёз.