Бойцы анархии
Шрифт:
– Поздравляю, мой одноклеточный друг, – с облегчением вымолвил я. – Век живи – век учись. Объясняю для технически тупых: во время полета корпус вертолета накапливает изрядное количество статического электричества. И прикасаться к «вертушке» после посадки смертельно опасно.
– Пока его не заземлят специальными устройствами, – добавила, подходя, Виола. – Странно, – сказала она, внимательно осмотрев трясущегося коротышку, – по идее, Степашка должен быть мертвым. Но выглядит всего лишь потрясенным. Это чудо?
– Сама ты чудо, – пожаловался Степан вибрирующим голоском. – Меня словно копытом отоварили.
– Проводка у тебя сгорела, – фыркнул я. – Больше не лезь, куда не просят.
– А я знал? – Он хотел возмутиться, но сник.
Виола укоризненно покачала головой и вернулась к вертолету. Степан рывками приходил в себя, приглаживал волосинки, как-то подозрительно потягивая носом.
– Это запах или ощущение?
– Попахивает, да, – согласился я. – Кто-то из нас едва не сгорел.
Я изрядно перенервничал. Сердце стучало, как печатная машинка. Пока я был статистом при оживающем Степане и старался к нему не прикасаться, Виола надела на спину свой пополневший рюкзачок, туда же поместила «Кедр», задумчиво походила вокруг тонкоствольного бельгийского пулемета FN MAG, приделанного к плавающей консоли. Затем забралась в кабину, выбралась с увесистым ломиком-монтировкой и принялась отдирать пулемет от консоли.
– Ты тоже решила отличиться? – поинтересовался я.
– Глупый ты, дядя. Знаешь, что творится в этих лесах?
Я опасливо покосился на чернеющий в отдалении хвойник. Если уж мы выбрали южное направление, то придется тащиться через лес. К тому же за лесом деревня – мы видели ее во время падения. Сердце упруго сжалось, предупреждая о том, чего я пока не видел.
– Ты умеешь стрелять из авиационного пулемета, многогранная ты наша? – Я отобрал у дамы ломик и без особого энтузиазма вывернул двенадцатикилограммовый пулемет из приваренных к полу направляющих.
– Не умею, но уже стреляла, – проворчала Виола, отбирая у меня пулемет, снабженный рукояткой для переноски. – Дай сюда, мне спокойнее будет. И держи ухо востро, когда войдем в лес. Друзей мы здесь не найдем, заруби на носу. Степан умеет стрелять?
– Нет, он скорее пацифист.
– Плохо, – вздохнула девица. – Пусть идет между нами, не высовывается и не лезет с полезными инициативами…
Я надеялся, что она преувеличивает. Каратай – безусловно, копилка остроумных опасностей, и лучше перестраховаться; но чтобы вот так сразу… Уже на опушке мы подверглись массированной атаке. У тварей, выскочивших на нас, был один мозг на весь коллектив – им терпения не хватило дождаться, пока мы войдем в лес, и спокойно там нас прибить. Ватага оборванцев вывалилась из леса и без всяких уведомлений (типа стой, стрелять буду, дайте закурить) бросилась на нас. Степан заметался, как белка, между мной и Виолой. Бедный коротышка – не успел оправиться, а тут опять потрясение… Я тоже растерялся. Что-то подобное я уже видел три года назад. Убогие люди, выброшенные за ненадобностью из концлагерей и прочих «трудовых» заведений, дичали в лесах Каратая, сбивались в стада, жили первобытно-племенной жизнью и уже практически не пользовались языком, когда-то воздвигшим их на пьедестал эволюции. Бессловесные неразумные твари, проводящие время в поисках еды. А с продуктами, надо полагать, с некоторых пор в Каратае напряженно, в качестве провизии теперь используются всякие неожиданные вещи – например, троица путников… слава богу, что увешанных оружием!
– Стреляй, дядя! – истошно визжала Виола. – Стреляй, твою мать! Трубку мира покурить с ними собрался?
Мне было досадно, что она все время называет меня дядей. Десять лет разницы в возрасте… и уже такой старик? Я стряхнул с плеча «Кедр» – жалко, что не «калашников»… Атака была напористой. Десятка полтора физически развитых особей мужского пола, размахивая палками и корягами, летели на нас. Реяли кудлатые бороды, спутанная волосня, оборванные одежды явно не из последней коллекции Армани, хрипели глотки. Загремел пулемет – Виола строчила от живота, придерживая увесистую коробку с магазином. Ей было тяжело, но страх даже женщин заставляет поднимать тяжести… Споткнулась образина в оборванном камуфляже (явно стырил со съеденной жертвы), зарылась носом в податливый бугорок. Покатилась худосочная тварь с морщинистой, похожей на шланг от пылесоса шеей. Я выпустил длинную очередь в троицу дикарей, уже гарцующих напротив меня. Строчил в зловонные распахнутые пасти, украшенные остатками зубов, в глаза, сверкающие плотоядной злостью. Твари не были бессмертными, и развалились кто куда, а я метнулся в сторону, проделал кувырок, своевременно вспомнив основное правило боя: если противник в зоне досягаемости, то, собственно, и ты тоже… И коряга, предназначенная моему сообразительному лбу, вспахала землю, где я только что стоял. Несколько атакующих сменили направление, подались в мою сторону, но я уже стоял на колене и стрелял одиночными, с ужасом думая, что патроны в магазине кончаются, а дать мне тайм-аут для перезарядки твари вряд ли согласятся. Повалился, картинно выпятив грудь, экземпляр, подходящий на роль Бена Ганна. Схватился за лицо горбоносый мордатый дядя с бородой по пояс – странно, в Каратае, как правило, не встретишь выходцев с Кавказа (их только пусти), но этот как-то пролез… У третьего в «когорте» – с выпуклым трехгранным лбом мифического Фавна – сохранилось что-то вроде инстинкта самосохранения; он увернулся от пули и с пронзительным птичьим криком покатился за бугор.
Выдалась передышка – зарядить, оглядеться. Из леса валила новая толпа – мы так «удачно» пересеклись со всем племенем. Выделялись женские особи – коротконогие, плоские, патлатые, сомнительные находки в сексуальном плане. Степана еще не заарканили. Коротышка метался по полю, увертываясь от «летающих» палок и загребущих лап, и заливисто орал. Простые слова в лексиконе карлика давно иссякли, и он активно использовал русские. Двое накинулись на него в самый неподходящий момент – он споткнулся. Дикари взревели трубным ревом. Одного из них я снайперски снял, удалив из черепа ненужную височную часть, потом схватил коротышку за ногу и начал демонстрировать принцип работы вертолета. Степан визжал, летая по окружности, и безуспешно тянулся к обидчику свободной ногой. Второго я тоже снял, и разогнавшийся Степан полетел, как камень из пращи. Но цирковое прошлое не давало пропасть – сгруппировался, запрыгал, как мяч, по буеракам.
– Спасибо, Михаил Андреевич, я теперь такой раскрученный!
Злобно хохотала Виола, кладя дикарей штабелями. Гора трупов перед ней уверенно росла, уцелевшие рассеялись. Магазин с патронами был вместительный, кризис еще не наступил. Но из леса лезло новое пушечное мясо. Они рассредоточивались, обходили слева и справа, меняли тактику, перебегали. Отступать уже не было смысла, противник был везде.
– Вперед, на прорыв, в лес! – заорал я.
Виола перехватила мой взгляд, быстро подумала и согласно кивнула. И мы пошли, гремя огнем, сверкая блеском стали… Даже Степан подобрал бесхозную корягу и зафутболил в зазевавшегося «неандертальца». «Лесные люди» разбегались, освобождали проход. Атака развивалась успешно, мы уже вбегали в лес. Второе правило боя: если атака развивается чересчур успешно, то как бы не нарваться на засаду…
– Нельзя в лес! – грохнул я. – Побежали вдоль опушки! – Ткнул рукой на восток, и чтобы пресечь ненужные дискуссии, стал показывать пример.
Я пробежал метров семьдесят, рухнул на колени и принялся поддерживать своих короткими очередями. Они бежали замысловатыми «восьмерками», а вслед им летели палки и булыжники – проверенное оружие классовой борьбы. Дикари, слегка ошалевшие от наших маневров, метались по опушке, натыкаясь друг на друга. Кучка сообразительных наладила погоню. Двоих я избавил от чувства голода, но остальные бежали. Мимо меня, завывая, как истребитель, проклиная насыщенную жизнь, прокатился Степан. Я дергал затвор, когда тяжело пробежала не расстающаяся с пулеметом Виолетта.
– Чего не стреляешь, дядя?
– Патроны кончились…
– Все равно стреляй! Ты должен ввести этих орангутангов в заблуждение!
Юмористка…
– Бегите еще метров сто, – крикнул я, вытряхивая из «Кедра» пустой магазин, – и в лес!
Хорошо, что я, как Плюшкин, запасся патронами. Рассовал рожки по карманам, подвесил к поясу; еще несколько штук дожидались своего часа в заплечном мешке. Я вставил магазин и высадил его в один присест в набегающую толпу. Перевернулся на бок, отстегнул от пояса гранату «Ф-1» оборонительного действия – я снял ее намедни с тела здоровяка, посвятившего остаток жизни служению Любомиру, – выдернул чеку и, хорошенько размахнувшись, метнул в людскую массу. Зарылся в землю, заткнув уши…
Пыль еще не осела, не долетели до земли фрагменты тел, а я уже прыгал, как заяц, вдоль леса.
– Сюда, мы здесь! – пищали из-за поваленной сосны.
– Не пробегай мимо, дядя! – вторила Виола.
Я свалился на них, как контейнер с кирпичами. Они лежали дружно, плечом к плечу, приятно посмотреть. Остаток сил ушел на то, чтобы отдышаться. Погони не было. По опушке разносились невнятные вопли, мычали раненые. Хотелось верить, что при таком количестве свежего «мяса» дальнейшая беготня за миражами просто теряла смысл.