Боже, помоги мне стать сильным
Шрифт:
Ночная парижская жизнь, о которой ходило столько сплетен, попросту свернула свою деятельность, призывая граждан ко сну. В два часа ночи на Елисейских полях не осталось ни одного работающего магазина, ни одного кафе. Может, где–нибудь в ночных клубах и кипела жизнь, но мы совершенно не представляли, где их искать.
Было принято решение — идти к Эйфелевой башне. Может, хоть там удастся найти признаки жизни? Но, покинув Елисейские поля, где горели фонари, мы погрузились в кромешную тьму. Идти вдоль безлюдных кварталов абсолютно незнакомого города было страшновато. А еще пугала тишина. Мертвая тишина. Ни рева автомобильных двигателей, ни мурлыканья кошек, ни лая собак — и это в самом центре Парижа. И ни одного работающего заведения, пусть хоть самой вшивой забегаловки — ничего этого не было и в помине!
Наконец, мы
Однако с каждой минутой местность вокруг пустела. Люди разбредались по своим домам, в теплые уютные квартирки, где их наверняка ждал теплый чай, мягкая кровать и подушка, а вот нам возвращаться было некуда. Нас никто не ждал этой холодной весенней ночью, и мы остались по сути один на один с этим пугающим, негостеприимным городом, где нам предстояло провести семь долгих часов до наступления утра…
Между тем, места влюбленных парочек и загулявших туристов стали занимать подозрительные компании негров по пять–шесть человек. Они громко разговаривали, распивали алкогольные напитки и размахивали руками. Кто–то занимал окрестные скамеечки, кто–то шел вглубь лужайки и продолжал веселье уже там. Лучи света от Эйфелевой башни уже не казались спасительными, и нас с Олесей окутал страх. Страх от того, что мы находятся в городе, который совсем нам незнаком. Страх от того, что если эти негры нападут и отнимут документы, то назад в Голландию мы уже вряд ли вернемся. Страх, что в этом месте нет ни одного полицейского с пистолетом в руках и вообще людей, которые могли бы прийти на помощь. Страх от безысходности и полной безнадеги. От того, что некуда идти и бежать, негде укрыться…
Попробовали заснуть — бесполезно, не очень–то и поспишь на холодной траве и в состоянии жуткого напряжения. Оставаться здесь дальше совершенно не хотелось, и мы приняли решение вернуться на Елисейские поля, там все–таки казалось безопаснее. Но туда еще надо было дойти! И снова пустынные улочки, мертвая тишина и кромешная темень. Мы не шли — почти что бежали, любое промедление внушало ужас.
— А вдруг нас здесь убьют? — прошептала Олеся, и сам я весь сжался от ужаса!
В общем, в тот раз все обошлось. Мы нашли какую–то скамеечку рядом с полицейской машиной и встретили возле нее рассвет, ну а там уж появились люди, машины, и нашей безопасности вновь перестало что–либо угрожать. Однако, это состояние неуверенности, даже паники, я запомнил на всю свою жизнь. И мне очень не хотелось, чтобы когда–нибудь оно посетило меня вновь. Мне не нравилось зависеть от страха в принятии тех или иных решений, мне не нравилось, что страх диктует мне свою волю и заставляет плясать под его дудку. Не позволяет мне наслаждаться в полной мере миром вокруг, наполняя мою голову кучей бестолковых, бессвязных мыслей о том, как бы чего не вышло! Надоело!
Качалка, какой бы крутой она не была, не сделает из тебя мужчину. Хорошо быть горой мышц на городском пляже, но в конфликтной ситуации от этого мало толку. А я, при своем росте 165 сантиметров, отнюдь не был горой…
Я хотел научиться драться, чтобы чувствовать себя уверенно. Чтобы постоять за себя в случае чего. Но самое главное — иметь выбор. Иметь выбор — это очень важная штука для любого свободолюбивого человека. Когда ты сам решаешь: ввязываться в конфликт или разрешить все миром, пройти мимо какой–то несправедливой ситуации или попытаться помочь, бежать или принять бой. У меня такого выбора по сути не было — я не умел драться, а значит, был беспомощен в любом уличном конфликте. Конечно, я бы не бросил свою девушку в беде, не оставил бы одного своего друга, но если не брать такие крайности, то по большей части я предпочитал прятать голову в песок. Отсюда проистекали и другие проблемы — я в целом чувствовал неуверенность. Мне было сложно отстаивать свои интересы в разговоре с шефом, я терялся в каких–то незнакомых ситуациях, отмалчивался,
В разное время я уже занимался боевыми искусствами и более или менее понимал, что они из себя представляют. Мне хотелось что–то прикладное, практичное, подходящее именно для улицы. Моими фаворитами было три направления: во–первых, тайский бокс. Очень мощная и эффективная система, включающая в себя удары локтями и коленями. На втором месте расположилась крав–мага, израильское боевое искусство. Тоже очень практичная вещь, позволяющая довольно быстро сделать хорошего бойца из любого неподготовленного человека и обучить его использовать подручные предметы в качестве смертельного оружия. И, наконец, наше боевое самбо, которое в общем–то не нуждается в дополнительных представлениях. Многократный чемпион мира по боям без правил, пожалуй, самый известный наш боец, Федор Емельяненко, построил свою блестящую карьеру во многом благодаря этому виду спорта!
В то же время мне хотелось получить какие–то закрытые знания. Мне всегда казалось, что сотрудники спецслужб, к примеру, знают нечто такое, что недоступно простым смертным. Какие–то тайные приемы, секретные техники. Плюс, мне было важно, чтобы в том виде, которым я буду заниматься, присутствовали элементы ножевого боя, ну и какие–то другие практичные вещи, способные выручить в трудной ситуации. И опять же, по воле Вселенной, я обнаружил то, что искал — систему СКАД, разработанную настоящим мастером и знатоком своего дела, Вячеславом Костенко. Он всю свою жизнь посвятил изучению различных видов боевых искусств и на их основе разработал свою собственную методику. Это было то, что я искал!
Вячеслав не отличался богатырским сложением, какой–то неимоверной физической силой, он был примерно моего роста и производил впечатление обычного русского мужика. Выглядел абсолютно не примечательно, и, если бы я встретил его на улице, никогда бы не подумал, что он является мастером боевых искусств! Но какой же огонь горел в его глазах! Это были глаза настоящего воина! В его голосе и действиях сквозила такая уверенность, что я не минуты не сомневался: Вячеслав сделает из меня человека! Надо только закатать рукава и приготовиться к работе!
А работать было над чем! Наши тренировки длились и три, и четыре часа. Они проходили на открытом воздухе, в любую погоду — и жарким летом, и зимой, при минусовой температуре. И в дождь, и в снег, в при свете дня и глубоким вечером. Вячеслав справедливо считал, что хороший боец должен быть готов к любой ситуации: когда его ноги утопают в густой траве или вязнут в грязи, при плохой видимости и лютом холоде, когда едва ли не сводит конечности! Это была настоящая проверка на прочность! Мы отрабатывали ударную технику, затем бились на палках, на ножах, боролись и многое–многое другое!
Эти тренировки научили меня держать удар! Быть сильным! Не ломаться и не раскисать! Конечно, в меня прилетали удары. У меня были синяки и ушибы, потому что сражались мы без всякого защитного оборудования: никаких шлемов или перчаток — все, как на улице! Это была настоящая школа выживания. Были моменты, когда мне приходилось очень несладко! Но я научился терпеть! Превозмогать боль!
Благодаря тренировкам с Вячеславом, я чувствовал, как меня постепенно покидает страх перед какими–то потенциально конфликтными ситуациями или неадекватными людьми в общественном транспорте. Мне стало все равно, как будут развиваться события, мирно, или же придется применить силу. Ведь страх, как правило, мы испытываем перед чем–то неизвестным, когда, например, идем по темному парку и видим, как в кустах что–то шевелится. Мы не знаем, кто там скрывается, то ли дикая собака, то ли маньяк с топором, не знаем, как от этого защититься и испытываем беспокойство. А когда этот кто–то показывается из кустов, страх уходит, становится ясно, как с этим взаимодействовать. То же самое и с дракой — ты боишься, что тебе врежут, боишься боли. Потому что дрался уже очень давно и не помнишь, каково это. А когда у тебя спарринги каждую неделю — страх уходит. Ты понимаешь: нет ничего страшного в том, чтобы пропустить удар. От этого не умирают. Пропустишь — соберешься и нанесешь в ответ. Ерунда! Было бы о чем горевать!