Божественная трагедия
Шрифт:
Макс выругался. Ему не хотелось никуда ехать.
– Ты что взял? – спросил он в растерянности.
Барт захлопнул книгу.
– Гамлет, – он хмыкнул. – Никогда Гамлета по-русски не читал.
– Не думал, что у меня есть, – бросил Макс.
– У тебя карта есть? – спросил Барт.
– Нет, – отозвался Макс.
– Зайдем ко мне. У тебя квартира 51. Там будет 15. Сложим карту и поймем, что за дом. Может там человек загибается.
Макс усмехнулся. Делать было все равно нечего. Сидеть целый день дома и варить свои мысли в чугунке головы не хотелось. Похлебка получалась все равно невкусная.
Макс завернул находку в тельняшку, лежащую на стуле, пихнул в ларец и закрыл. Ларец пихнул под кровать.
«Ладно, поеду», – подумал Макс. Хотя Барт был заразителен в своих измышлениях. Это будто метеорит упал или затмение солнца, о котором ты не успел прочитать в газетах.
Иногда, Макс думал: кто я, что я здесь делаю? И тут же возникал ответ: я – сталкер. Я исследую эту жизнь. И эту смерть. А как по-другому воспринимать? Это все игра. Главное, понять правила… Когда он в первый раз оказался на войне, он тоже ничего не мог понять, когда вместо головы друга оказалась пустота. Страшно не было. Он пытался понять, что делать, чтобы продолжать игру. Наверное, он был Игроком.
Они спустились к Барту. В комнате был беспорядок. Множество карт разложенных, развешенных и сложенных, кучи книг и безделушек, иногда непонятного назначения, пустые бутылки.
Но Барт ориентировался в этом беспорядке, он выхватил карту Санкт-Петербурга, плюнул в изображение дома Макса, согнул ее и изучил отпечаток плевка.
– Ага понятно. Полетели!
Они поднимались по старой лестнице, Барт пристановаливался у каждой двери, прислушивался. Казалось, Макс был безучастен, но он прислушивался к своим внутренним ощущениям.
– Вот пятнадцатая.
Они замерли.
Стояли перед металлической дверью в доме на Староневском. Металлический блеск цифры 15, выпуклое мерцание дверного глазка.
Барт прижался ухом к двери.
– Вроде вода шумит.
Позвонил.
– И что скажем? – усмехнулся Макс.
– Придумаем. По обстоятельствам решим.
Никто не открывал.
– У тебя нет ощущения, что на нас смотрят? – прошептал Барт.
У Макса кивнул.
Шаг 4. Увертюра для циркуляционных пил
Когда Макс заходил в квартиру, ларец больно ударил его в живот. Это бывшая жена тащила находку. Ни слова не говоря, она сделала шаг в сторону и попыталась обойти Максима.
Макс выхватил ларец.
– Тебе помочь? Тяжело же… – язвительно бросил Макс и пошел не оборачиваясь в комнату.
Макс спиной чувствовал взгляд полный ненависти, и представлял, как худенькая, маленькая женщина, принимает позу самодовольного самовара: утыкает руки в боки, растопырив локти, выставляет вперед изящную ножку. Черное каре увеличивало объем головы.
«Сейчас начнется, – подумал Макс. – Чего она приперлась? Ведь избегала прямого общения»…
Макс не ошибся – началось.
– Отдал быстро! – разговор занялся со злобного визга.
Правда, все их разговоры после женитьбы имели статус ссоры, на что Макс уже не обращал внимания – играл в добродушного слона.
Света появилась на пороге комнаты, как Макс и представлял – самоваром, тонкие руки в тощие боки. В начищенных боках самоварчика, когда-то горячо любимого, явно играл образ гарпии. Тонко-узкие черты лица бывшей жены напоминали это мифическое чудовище.
«Почему темненьких называют Светами?» – этим вопросом Макс всегда интересовался и в сотый раз вопросительный знак царапнул любопытство.
– Отдал быстро! – её голос напоминал циркуляционную пилу.
– Это не моё, – спокойно парировал Макс.
– Не держи меня за дуру! – звенела Светка. – Дыра в потолке, шкатулка набита деньгами! Ты нашёл клад!
– С чего ты взяла? – пожал плечами Макс и отметив: «Какая проницательность».
– Я не дура!
– Это не моё, – твёрдо повторил Макс.
– Когда ты будешь платить алименты?!
– Я же говорю. Сейчас нет работы. Мне предложили место… – устало оправдывался Макс.
– Давай, так, – Светка вдруг перешла на ласковый тон. – Ты мне отдаешь шкатулочку и я тебя… некоторое время не трогаю.
– До завтра? – поинтересовался Макс.
– Максимушка, – слёзы брызнули из глаз, как у клоуна.
Макса всегда поражала такая театральность в обычном бухгалтере.
– Максимушка, ты же любишь Пашку. Ради нас… – рыдала она взахлеб. Слёзы и всхлипывания сочились сквозь сомкнутые на лице пальцы.
Макс играл желваками, он действительно любил сына, но и знал расточительность и легкомысленность Светки.
– У тебя хорошая зарплата, – и повторил ещё раз, – шкатулка не моя.
Руки мигом улетели с лица жены, слёзы высохли, как на раскаленной печке.
– И это мне говорит взрослый мужик! Ручки есть, ножки есть, работай! Хоть кем! Хоть как! – прошипела она, но опять сменила тактику.
Макс следил за ее трансформациями, ему надоело говорить, что ищет он работу, что работы пока нет.
Раскачивая бедрами подошла, изобразив вожделенный взгляд, села рядом, прижалась, мягким, но уверенным движением положила руку на промежность.
– Максимушка… Хочешь? У тебя же давно не было…
– Какая тебе разница?
– Бабник! – и пальцы её сжались сильнее, Макс ощутил дискомфорт.
– Ё-моё! Это не моё!
Боль в паху. Блокировал ее руку, развернул, и за плечи повёл к выходу, она сопротивляясь мелко перебирала ногами впереди тела, громко, дробно стуча туфельками и вопила на границе ультразвука.