Божественное правосудие
Шрифт:
— Это уже моя забота. Спасибо за все.
Рубен начал что-то возражать, но Стоун отключился, бросив трубку на рычаг.
«Будто правую руку себе отсек. Прощай, Рубен».
Стоун взглянул на сгоравшую от любопытства хозяйку.
— Поговорили? — вежливо спросила она.
— Все отлично. Благодарю.
Она продолжала смотреть на него, и Стоун сказал:
— У вас есть удачные работы. — И, показав на одну из картин, спросил: — Вот эта чья?
Женщина побледнела.
— Дебби Рэндольф.
— Она талантлива.
— Да-да, — согласилась хозяйка и быстро добавила: —
— Я приехал поздно ночью с Дэнни Райкером.
— С Дэнни? — вздрогнула Ванда. — Он ведь уехал из города…
— А сейчас вернулся, хотя, думаю, ненадолго. А как ваш бизнес?
— Продажи неплохие, особенно через сайт. Аппалачские сувениры нравятся многим. Полагаю, напоминают о старых добрых временах.
— Нам всем их чуточку не хватает.
— Надеюсь, вы к нам еще вернетесь. Смотрите, какой чудный медвежонок из цельного куска угля. Просто замечательное пресс-папье!
— Не сомневаюсь.
Стоун вышел из «старого доброго» магазина, чувствуя себя так, будто до смерти ему осталось всего несколько ярдов.
ГЛАВА 18
Через полмили асфальт сменился гравием. За каменной церковью с колоколенкой и каменным заборчиком безрастворной кладки пошли ряды надгробий. Как бывший смотритель кладбища, Стоун решил осмотреть захоронения.
Среди прочих ему попалась могила Сэмюэля Райкера — бедняга умер пять лет назад в возрасте сорока одного года.
Бросилось в глаза множество захоронений семейства Тайри. Потемневшее от времени надгробие стояло на могиле Линкольна К. Тайри, скончавшегося более века назад, в девятьсот первом. Стоун подумал, что, должно быть, невозможно без замешательства видеть на кладбище собственное имя; впрочем, вряд ли бравый шериф часто сюда заходит.
На двух могилах были свежие холмики и еще сохранились живые цветы. Рори Петерсон умер неделю назад. Имя на второй могиле заставило Стоуна остановиться. Дебби Рэндольф скончалась на следующий день после Петерсона. Вот почему хозяйка магазина вела себя несколько странно. Петерсону было сорок восемь, а Дебби всего двадцать три.
Стоун пошел дальше и у старого дуба повернул налево. Раскинувший во все стороны толстые узловатые ветви дуб больше походил на держащего небесную твердь Атласа, чем на обычное дерево. К одной из ветвей был подвешен указатель: ФЕРМА «ЛЕТНЯЯ НОЧЬ». Стрелка указывала налево. Пройдя еще с сотню ярдов по засыпанной гравием дороге, Стоун вышел к дому, хотя назвать его домом было бы неверно. Трудно сказать, что Стоун ожидал увидеть, но уж точно не это.
«Довоенный». [8] Дом был огромный, с четырьмя дымовыми трубами. Белая обшивочная доска делила на секции сложенные из камня стены с черными дверями и оконными ставнями. Фасадный свес поддерживали тщательно отшлифованные колонны, образуя замечательную веранду с креслами-качалками, прочными столиками и вьющейся по стене пышной растительностью. Перед домом широко раскинулся заросший зеленью двор, ограниченный лишь каменным забором по периметру. На мощенной крупным булыжником площадке стояли запыленный
8
Здесь — до Гражданской войны в США (1861–1865).
«И все это на доходы от ресторанчика с десятью столиками, парой бильярдных столов и древним музыкальным автоматом?»
Работать Стоуну предстояло в конюшне, которую от дома почти не было видно. Следующие часы он под радостное ржание чистил стойла, разбирал и развешивал по стенам уздечки, хомуты и прочую упряжь.
Стоун разогнулся, потер ноющую спину и услышал со стороны дороги перестук копыт. Вскоре рядом с ним натянул поводья высокий гнедой, и на землю спрыгнул Дэнни. Вынув из карманов куртки две банки пива, он протянул одну Стоуну:
— Ма сказала, что вы пошли сюда.
Дэнни с хлопком открыл банку, показалась пена.
— Что может быть лучше холодного пива после прогулки верхом?
— Значит, колено уже в порядке, — отметил Стоун.
— На мне заживает как на собаке. Чем занимаетесь?
— В основном чищу стойла, а так — всего понемногу.
— Я вам помогу.
— Думаешь?
— Все равно пока нечего делать.
Они зашли в конюшню, и Дэнни, привязав коня к железному кольцу, тоже взялся за лопату.
Стоун заметил на лице парня свежий синяк.
— Вроде бы в поезде тебе украсили другую щеку?
— Это я сегодня прозевал. Герцог приласкал, когда я полез к нему с уздечкой. Норовистый черт.
— Но хоро-ош…
— Вы ездите верхом?
— Нет, и никогда не умел. Ты назвал это место чертовой дырой. Какую именно часть: бассейн, этот дворец или целый автопарк перед ним?
— Я всегда все преувеличиваю.
— Если серьезно, почему ты хочешь отсюда уехать?
— Это все ее. — Дэнни бросил в тачку лопату конского навоза.
— А ты сын. И наследник.
Дэнни снял рубашку, обнажив худощавое мускулистое тело.
— А кто сказал, что мне все это нужно?
— Ладно, вполне доходчиво. Ты единственный ребенок?
— Точно так.
— Я видел могилу твоего отца, когда шел сюда.
— Так мы и получили все это богатство.
— То есть?
— По иску к долбаной угледобывающей компании. Понимаете, угольные компании почти всегда эти тяжбы выигрывают или в лучшем случае выплачивают крохи. У них все схвачено, юристы пляшут под их дудку. Только мама проявила твердость и выиграла дело. Компания подавала апелляцию, но в конечном счете они сломались, и мама получила компенсацию за потерю кормильца. И стоило это ей всего лишь мужа, а мне отца.
Дэнни уложил на кучу в тачке еще лопату навоза и воткнул ее сверху, как восклицательный знак.
— И твоя мама продолжает держать ресторан?
— Не может без дела. Да и людям надо есть.
— Город выглядит процветающим.
— Цены на уголь выросли как никогда, а шахтеров не хватает. Когда спрос выше предложения, зарплаты растут. Почти в два раза за последние пять лет. Высокая зарплата и низкая стоимость жизни способствуют процветанию «простого человека».