Божество пустыни
Шрифт:
Потом я приказал внести некоторые изменения в конструкцию. За время долгого пути из Вавилона мы подробно обсудили их с Зарасом. Я показывал свои чертежи главному судостроителю, а тот ворчал и высказывал десятки возражений, которые я немедленно отвергал.
Я хотел использовать эти галеры для поддержки наших сухопутных сил, которым вскоре предстояло действовать против гиксосов на северных берегах Египта. Несмотря на первоначальные опасения, теперь я был уверен, что эти суда в состоянии перевозить большие отряды войска из одной части дельты в другое, где они больше нужны. Но от войска без колесниц и лошадей проку нет.
Главный судостроитель наконец уступил моим требованиям и построил на корме моих галер погрузочную площадку. Я приказал ему укрепить палубу между скамьями гребцов, чтобы даже в беспокойном море она выдерживала двенадцать колесниц с лошадьми.
Теперь мы могли подойти кормой к любому ровному берегу или другому причалу и выпустить семьдесят колесниц с лошадьми и колесничими, готовыми тотчас вступить в бой. Когда они выполнят задачу, их можно будет так же быстро снять с берега.
Пока шла эта работа, Торан получил приказ Верховного Миноса не спешить с отъездом, чтобы плыть с нами. Ему предписывалось предложить свою просторную, удобную галеру в распоряжение царевен и их свиты, чтобы они наслаждались удобствами, каких нет на меньших кораблях.
Нам повезло, что правитель Крита решил быть учтивым; в противном случае Торан не смог бы воочию убедиться в военной силе моего маленького флота.
Пока вносились все эти усовершенствования, наступил и закончился сезон бурь. Боги благословили нас хорошей погодой и спокойным морем. Но до отправления на Крит я решил проверить надежность перестроенных корпусов и внесенных мною изменений. В то же время я хотел, чтобы колесничие усвоили, что им делать на погрузочных площадках на корме.
Мы вышли в море и несколько дней ходили туда-обратно вдоль побережья, высаживая в каждой бухте и на каждом мысу колесницы и вновь заводя их на борт. Я не отпускал людей, пока не убедился, что они и их лошади хорошо обучены. Когда я понял, что меня все устраивает, мы вернулись в порт Сидон.
За два дня до отплытия на Крит я шел ранним утром от нашего лагеря к верфи, чтобы проверить дневную работу. Неподалеку от порта меня окликнул одноглазый нищий. Я отмахнулся от него и хотел продолжить разговор с Зарасом и Гуи, сопровождавшими меня. Грязный мошенник был назойлив. Завывая, он схватил меня за рукав. Я обернулся и замахнулся посохом, чтобы ударить его, но он не испугался и нагло улыбнулся.
– Вельможа Атон предлагает тебе партию в бао.
Я опустил посох и уставился на него. Это заявление, исторгнутое беззубым зловонным ртом, так странно прозвучало, что я растерялся. Прежде чем я пришел в себя, нищий сунул мне в руку маленький свиток папируса и свернул в людный переулок. Зарас погнался за ним, но я вернул его.
– Пусть идет, Зарас. Это друг моего друга.
Зарас неохотно остановился и посмотрел на меня.
– Ты уверен, что он не срезал у тебя кошелек? Может, на всякий случай выбить из него правду?
– Дело сделано, – ответил я. – Пусть идет. Вернись, Зарас.
Он подчинился, но то и дело оглядывался.
Я сразу вернулся в лагерь, уединился в своем шатре и только тогда развернул свиток. И с первого взгляда понял, что это действительно послание от Атона. Его каллиграфию ни с чем не спутаешь. Как и его манеры, она причудлива.
«В пятый день месяца пачона Стервятник отправил стаю из двухсот шакалов к востоку от Заната, чтобы перехватить раненого ястреба в норе в стене и помешать ему лететь в новое гнездо на острове».
Содержание послания недвусмысленно подтверждало личность писавшего. В тайном языке, о котором мы с Атоном договорились, Стервятником назывался царь Корраб. «Двести шакалов» означало число гиксосских колесниц. Занат – условное название пограничного города Неро между северным Египтом и Синаем. Нора в стене – Сидон. Новое гнездо на острове – Крит. А раненый ястреб, разумеется, – мой личный иероглиф.
В переводе на обычный язык это означало, что шестнадцать дней назад Корраб отправил по прибрежной дороге между Нелло и Сидоном отряд в двести колесниц, чтобы перехватить меня и помешать добраться до Крита.
Я не слишком удивился тому, что Корраб и его приспешники узнали о моей поездке. В любом таком большом и пестром отряде, как тот, что я привел из Фив в Вавилон, а теперь и в порт Сидон, обязательно найдется человек с длинным языком и другие – с большими ушами. Мы находились в дороге достаточно долго, чтобы сообщение дошло до логова Корраба в Мемфисе и он начал действовать. И хотя я всячески заметал следы, я смирился с тем, что Корраб обязательно узнает, что я возглавляю посольство. Моя слава опережала меня. Он знает, какой я грозный противник.
Я не стал ни мгновения тратить на размышления о том, как Атон узнал об этом, точны ли эти сведения и как он сумел доставить их мне. У Атона, как и у меня, есть свои способы. И он, тоже как я, не допускает ошибок.
Я высунул голову из-за полога у входа в шатер и позвал Зараса. Он ждал поблизости и подошел вместе с Гуи почти сразу.
– Немедленно погрузить людей и колесницы на корабли. Отплываем до полудня, – сказал я.
– Куда? – спросил Гуи. – Это новое упражнение?
– Не задавай дурацких вопросов, – напустился на него Зарас. – Просто выполняй приказ Таиты да побыстрей.
Спустя час после полудня я вывел свою флотилию из гавани Сидона. Рядом со мной на корме моего – головного – корабля, который я назвал «Ярость» (ибо, увидев этот корабль, я сразу почувствовал ярость), стоял приглашенный мною Торан.
Как только миновали мол, я повернул на юг. Остальные мои корабли вереницей шли следом, так мы двигались параллельно берегу. Я быстро проделал некоторые расчеты, основываясь на скудных сведениях, полученных от Атона.
Если, как написал Атон, гиксосские всадники выступили из Заната в пятый день месяца шему, им предстояло проделать четыреста лиг до Сидона. За день на таком расстоянии груженые колесницы, не рискуя покалечить лошадей, могут покрывать всего двадцать лиг. Лошади должны отдыхать и пастись. Таким образом, все путешествие должно было занять около двадцати дней. По сведениям Атона гиксосы уже шестнадцать дней провели в дороге. Следовательно, им оставалось примерно восемьдесят лиг. Едва солнце село, мои корабли встали на якорь.
Когда Торан спросил, почему я не хочу плыть в темноте, я объяснил:
– Нельзя рисковать тем, что в темноте пропустишь врага. Но якорная стоянка ненадолго отодвинет нашу встречу. Колесницы гиксосов мчат к нам во весь опор. Можно ожидать встречи с ними послезавтра в полдень.
Когда я все это объяснил Торану, он задал другой проницательный вопрос:
– Как мы узнаем, когда поравняемся с ними? С палубы корабля лишь изредка видна дорога вдоль берега.
– Пыль и дым, – ответил я.