Божьим промыслом. Стремена и шпоры

Конофальский Борис

Тут Сыч немного замялся, даже вздохнул:

— Ещё с одним не поговорил. А вот ещё один… Старый дурак деньги брать отказался. Дескать, я всегда судил по чести, и теперь седины позорить не стану. Уж я и так с ним, и эдак, а он ни в какую, такая честная сволочь попалась, аж противно.

— Ладно, чёрт с ним, найди последнего судью обязательно.

— Найду, найду, — кивает Фриц Ламме. — Только вот теперь волнуюсь из-за этого старого дурака.

— И чего?

— Да вдруг болтать начнёт. Дескать, что турнир нечестный, и на меня лаять

будет.

— Бог с ним, — как раз это генерала волновало мало, — пусть что хочет болтает, главное — чтобы остальные судьи не подвели. Нам главное — чтобы хоть одна потасовка завязалась и чтобы после неё распорядители зачинщика с турнира удалили, а уж до того, что будет этот честный судья после болтать, нам никакого дела нет.

— Ясно, ясно, — кивает Сыч.

— А где мальчишка? — спрашивает барон. — Он, что, спит, что ли?

— Ну уж — спит…, — усмехается помощник, — он за деньгой пришёл ещё за час до вашего прихода. Спрашивал про вас раза три: не пришёл? Не пришёл? Сейчас позову.

Ёган обрадовался, когда вошёл в комнату и увидел Волкова, он заулыбался и низко поклонился:

— Здравствуйте, господин, храни вас Бог.

— И тебя, и тебя…, — отвечал барон. — Ну, рассказывай, что видел, куда ходил нынче твой подопечный.

— Подопечный? — не понял мальчишка, явно не знавший такого старинного слова. — Это кто?

— Дурень, — усмехается Сыч, — это тот, за кем ты следил.

— А, богослов Вермер? — теперь парень понял. — Так почти всё так же, вот только утром он не читал проповедь в молельном доме, сидел дома, а потом на своей повозке с кучером поехал в магистрат…

— В магистрат? — удивлялся генерал. — Чего это он каждый день туда ездит? Уж не работает ли он там?

— Не знаю, может, и работает, — пожал плечами Ёган. — Но сидел он там с книгами, там все с книгами сидели, там… там книг этих тьма, огромные ящики с книгами, стоят у стен, до самого потолка всё книги и книги, — он на мгновенье задумался. И вспомнил: — Там библиотека. Я хотел посмотреть да погреться, но меня оттуда выпер один мозгляк, что там служит, за книгами смотрит.

— Ах вот оно что, — понял генерал.

— Дальше он опять пошёл есть в харчевню Нойса Шляйверга, жрал там горох, а колбасу не жрал, и рыбу не жрал. Говорил трактирщику, дескать, пост начался. Отказался от вина.

— Ах да, Великий пост же, до Пасхи уже немного осталось! — вспомнил Фриц Ламме.

«Да, до Пасхи осталось совсем немного, а ван дер Пильс как раз должен поспеть до неё», — невесело размышлял генерал, понимая, что времени у него месяц. А может, и того нет.

— А ты прямо ему в тарелку заглянул? — говорит мальчишке Сыч, и, кажется, он доволен таким его рвением.

— Посидел малость в углу. Погрелся. Купил себе крендель. Хоть они там шибко дорогие.

— Вот это правильно, — согласился Сыч. — Без дела не надо сидеть, а как купил что-то, вроде ты и не просто так пришёл. И старайся человеку, за которым приглядываешь, лишний раз в глаза

не лезть; даже не смышлёный в этом деле человек, и тот… раз взглянет, второй раз, а на третий и спросит себя: а какого дьявола весь день мне этот сопляк на глаза попадается? А уж человек в этаком деле опытный так заметит тебя сразу, свернёт в переулок тёмный, за угол встанет, дождётся тебя и ножичек-то промеж рёбер и вставит.

— Да нет…, — не верит ему Ёган, но в его тоне слышится сомнение, — Нет, этот Вермер не такой. Говорю же, он богослов.

— Этот, может, и богослов, а другой будет не богослов, — продолжает обучение Фриц Ламме. — Ты тенью должен быть, неприметным, всегда держаться в тени улицы. Близко к подопечному не подходить, но и из вида не терять. Понял?

— Понял, — кивал Ёган Ройберг. И, обернувшись к барону, спросил: — Господин, ну что, платить мне за сей день будете?

— Конечно, буду, — отвечал тот, доставая деньги, и, выложив на стол монеты, продолжил: — Но на завтра у тебя работа будет другая.

Парень сразу схватил деньги, зажал их в кулак, но поблагодарить барона забыл, сразу спросил:

— А что за работа?

— Работа? Узнаешь, когда придёшь, — начал генерал. — Будь с самого утра у меня в казармах, приходи по утру, по темноте, и будешь при мне, а как я скажу, так пойдёшь за указанным мной человеком, выяснишь, где он проживает. Понял?

— Так более мне за Вермером не присматривать?

— Пока нет. Говорю же, будет тебе другой для присмотра, — сказал генерал и добавил с надеждой: — Если, конечно, всё пойдёт, как пойти должно.

— А цена-то за этого другого будет та же?

— Та же будет цена, та же, — машинально соглашался Волков, думая о чём-то своём.

Потом, когда мальчишка ушёл, они ещё посидели с Сычом, ещё раз проворив всякие мелочи.

Глава 19

Он покинул дом своего помощника и поехал к себе. А когда уже были на улице Жаворонков, то сержант Готлинг, ехавший последним, вдруг и говорит:

— Господин, за нами опять какая-то сволочь тащится. Там, у дома на углу, лампа горит, я его и приметил, он прячется, к стене сейчас жмётся.

— Тащится? — генерал сразу остановил коня.

Вот тут у него и похолодело сердце, как он представил, что кто-то из местных знает про то, что он бывает у Сыча, то есть у богатого купца Фердинанда Константина Зальцера, который устраивает турнир. Если узнают о том власти города, турнир закроют, и тогда прощай все планы, все усилия, все потраченные деньги. От таких мыслей уже не его сердце холодело, а его самого как обожгло.

— Готлинг, Грифхоппер — взять его, ублюдка.

Тут же подковы зазвенели по мостовой — сейчас, на безлюдной и тихой улице, были они особенно слышны. — понеслись сержанты вскачь, жаля коней шпорами и не боясь в ночной темноте налететь на что-нибудь. И фон Флюген за ними увязался. Этому всегда всё было интересно.