Божьим промыслом. Стремена и шпоры

Конофальский Борис

— Дорогой генерал, рад вас видеть снова.

— Здравствуйте, господин бургомистр, — Волков вежливо ему кланялся.

— Чем обязан? — интересуется глава города. — Что-то произошло или у вас ко мне личное дело? Может быть, вы с жалобой?

— С жалобой? — не понял, о чём идёт речь, барон.

— Ну, может быть, опять горожане притесняют вас, — напомнил бургомистр с каким-то едва скрываемым удовольствием: — Ну, как то было при нашей прошлой встрече.

Этот вопрос был не очень вежлив, но барон «не заметил» недоброго и с улыбкой отвечал:

—

О-о… Нет-нет, видно, то были самые злые люди в городе, все остальные горожане весьма добры.

— Ах, как приятно это слышать, — продолжал бургомистр всё с той же фальшивой улыбкой, — а то какого гостя ни спроси, все жалуются на нас. То шумно им в городе, то тесно, то люд им злой.

— Нет-нет. Я не с жалобами к вам пришёл, — продолжал улыбаться генерал. — Я хотел повторить о земле… О той земле, что город желал прикупить за рекою.

— О, видно, у вас есть новости? — казалось, что бургомистр радуется, но генерал почувствовал, что эта радость, как и улыбки Тиммермана, деланная, неискренняя. — И что же мы с вами сможем на сей счёт сообщить городским сенаторам?

— Пока ничего, — ответил генерал. — Но скоро я отбуду в Вильбург…

— Скоро отбудете? — не дал ему договорить Тиммерман. На сей раз интерес был неподдельный. Он смотрел на барона, немного щурясь. Явно глаза его были не так сильны, как характер и ум.— Когда же собираетесь отбыть?

— К маю, — ответил Волков.

— Ах к маю? — бургомистр даже не скрывал своего разочарования.

— Да, к маю, — продолжал генерал. Он уже и не рад был тому, как складывался их разговор; когда Волков собирался сюда, ему всё представлялось иначе. Но делать было нечего, и он продолжал: — И так как я буду при дворе, я бы смог похлопотать о вашем деле.

— И прекрасно, — сразу отозвался бургомистр, — полагаю, что для города будет весьма полезно иметь такого влиятельного человека, как вы, при дворе Его Высочества.

— Уж тогда я похлопочу насчёт покупки земли. Думаю, у меня может получиться, но для ускорения дела…, — продолжал барон немного пространно, — потребуются некоторые суммы.

— Ах, суммы? — бургомистр снова стал щуриться, словно пытался разглядеть на безукоризненном костюме генерала какую-то мелочь.

— Да, суммы, — продолжал Волков. — Думаю, что больших денег мне не потребуется, но десять тысяч — хотя бы — мне были бы полезны.

И тут Алоиз Тиммерман всплеснул руками:

— Десять тысяч? Помилуйте, добрый господин…, — он засмеялся. — Уж не думаете ли вы, что я богатей какой? Коли думаете, то напрасно, у меня таких денег нет. Мне и пяти лет не хватит, чтобы такую сумму скопить.

Ну, это он, несомненно, врал. Ведь в этаком богатом торговом городе нищеброду такой важный пост нипочём не занять. Волков в этом не сомневался и напомнил бургомистру:

— Но ведь вы говорили, что ежели я выхлопочу для вас ту землю за рекой, то и мой интерес будет учтён.

— Верно-верно, — кивал глава города. — Было такое, было, говорил вам, и сейчас скажу, что обязательно вы получите то, что я обещал, но

лишь после того, как сделка будет завершена. Денежки нужно провести через решение городского сената, а наши сенаторы весьма скупы и недоверчивы, уж очень они не любят платить деньги вперёд. Так что ваше интересное предложение неосуществимо. К моему глубочайшему сожалению.

— О, вот как? — генерал сделал вид, что удивляется. Ему-то казалось, что их прошлый разговор имел немного иной смысл. — Видно, я что-то позабыл.

— Что тут скажешь? — теперь бургомистр откровенно ехидничал. — В наши с вами годы память уже совсем не та, что прежде. Я недавно хотел позвать дочь, чтобы принесла мне грелки к постели, так и не сразу вспомнил, как её зовут. Это родную-то дочь! Стоял, как выживший из ума старик, и вспоминал, — Тиммерман сидит в своём кресле, кутается в шубу, тянет одну руку к жаровне и посмеивается. И сразу не поймешь, над кем — над собой или над собеседником. Теперь Волкову уже можно было и закончить этот разговор, всё было ясно, ни в какой сделке с герцогом горожане больше не заинтересованы, они сделали ставку на войну, на приход войска еретиков, но барон решил всё-таки продолжить.

— Так, может быть…, — говорил барон тоном немного заискивающим, — выделить… ну, хотя бы пять тысяч для продвижения дела. Сумма для вашего богатого города совсем невелика.

И тут уже бургомистр не выдержал, он перестал посмеиваться и с усталостью в голосе и заметной долей презрения во взгляде сказал:

— Нет у нас денег, генерал, нет, да и наперёд сенаторы давать не дозволяют; вот коли дело сделаете, так и получите, а нет — так и Бог с ним с тем берегом.

Волкова бы оскорбил его тон, не будь он заранее готов к такому, а Тиммерман, словно желая ещё уязвить его, добавил, опять же с высокомерием:

— А теперь прошу простить меня, у меня ещё много дел.

На это Волков лишь поклонился ему и пошёл прочь из холодной, продуваемой злыми ветрами ратуши. Всё это было ему неприятно, но некоторые выводы из сего разговора он сделал.

* * *

Вечером он опять был у Сыча. Это была последняя ночь перед турниром, и барон желал знать, всё ли идёт по плану. И Фриц Ламме его успокаивал:

— Ой, экселенц, ну и дело мы устроили, думается мне, половина города записалась на поединки.

— Не преувеличивай, — махнул на него рукой генерал; он-то прекрасно понимал, что большая часть горожан про это событие если и слышала что, то краем уха.

— Ей Богу, экселенц, — божился помощник, — ещё день был, а в списках было сто двадцать участников… А потом ещё люди приходили, записывались. И все места на помосте для богатых персон уже раскуплены. Распорядитель Гайвельс говорит, что все стоячие бесплатные места уже утром будут заняты.

— Это хорошо, хорошо, — именно на подобное Волков и рассчитывал, чем больше будет народа, тем ожесточённее будут схватки. И тем громче будет резонанс всякого, даже мелкого, конфликта. — Ты со всеми судьями встретился?