Божья коровка
Шрифт:
Николай кивнул. И сейчас он помогал «важному человеку». Рубщик был высок, плечист, слегка пузат и очень деловит. Войдя в подсобку, он достал из сумки и надел большой белый передник, закрывавший грудь и ноги до колен. На переднике виднелись застиранные бурые пятна. Подчиняясь указаниям Ивана Карповича, Николай с напарником отнесли на предназначенное для рубки место три свиные полутуши, уложив их на расстеленную у стены бумагу. А потом, пыхтя, подтащили к ним тяжелую, деревянную колоду, посыпанную сверху солью. Сам рубщик лишь за этим наблюдал.
– Кто мне будет помогать? –
– Борис, – напарник указал на Лосева. – Он у нас недавно, директор говорит: пускай поучится.
– Хорошо, – ответил рубщик. – Ну-ка, Боря, взяли!
Они вдвоем подняли полутушу и уложили на колоду. Подвинули, как нужно рубщику. Одобрительно кивнув, тот извлек из брезентовой сумки топор с широким лезвием. «Как у палача, – подумал Николай. – Только ручка небольшая». Рубщик проверил ногтем заточку топора и подмигнул помощнику:
– Сталинский закал. Сейчас таких не делают. Слушай меня, Боря. Сейчас я разрублю ее на части, – он указал на полутушу. – Ты их будешь относить и складывать вот там. А когда закончу, подавать обратно. Понятно?
– Да, – ответил Николай.
– Тогда приступим.
Хак! От туши отвалилась ножка. Хак – другая ее часть, повыше. Николай их быстренько убрал.
– Голяшка, – комментировал свою работу рубщик. – Окорок, кострец, корейка…
Приговаривая, он взмахивал топором, и двигал на колоде тушу. Разрубив кость, рубщик разрезал мышцы с кожей движением лезвия взад-вперед. Лосев только успевал относить отделенные куски. Несколько минут – и полутуши как единого целого не стало.
– А теперь обратно, – велел Иван Карпович.
Уложенные на колоду части туши он разрубал по какой-то одному ему ведомой методе. Куски получались разные. Одни – тонкие и круглые, толщиною сантиметров три-четыре, а другие – прямоугольные и продолговатые. Подчиняясь указаниям Ивана Карповича, Николай их складывал на большие эмалированные подносы. Когда те заполнились, рубщик помог ему выложить куски нужной стороною кверху.
– Видишь этот? – спросил, указав на крайний. – Кость заметна?
– Нет, – ответил Николай.
– А она тут есть, да еще немаленькая, – хмыкнул рубщик. – Мясо мало разрубить, его еще и нужно выложить нормально. Учись, пацан!
– Вы прямо как волшебник! – воскликнул Лосев. – Мне так никогда не разрубить.
– За то и ценят, – улыбнулся Иван Карпович. – Ладно, Боря. Парень ты старательный, но полендвички я тебе не отрублю. Большой заказ от Алексеевны. Любой другой кусок и даже без костей – пожалуйста.
– Не надо без костей, – ответил Николай. – Грудинку с ребрами.
– Что будешь с нею делать? – заинтересовался рубщик.
– Ребра срежу и сварю из них бульон, ну, а после – щи. Мякоть засолю, я люблю, чтоб сало с прорезью.
– Соображаешь, – улыбнулся рубщик. – Без сала сил не будет. Но лучше взять корейку…
Работу завершили до обеда. Поев, Николай с напарником перетаскали полные подносы в мясной отдел. Там, подчиняясь указаниям Клавы, поместили их в прилавке с холодильником. Дядя Миша удалился, Николай же протянул продавщице свой кусок, завернутый в бумагу.
– Взвесь мне.
– Впервые
– Сирота я горемычная, – ответил Николай. – Никому не нужен. Научился сам готовить.
– Кило и триста граммов, – продавщица сняла мясо и, пощелкав костяшками счетов, написала цену карандашом на бумаге. – Выбьешь в кассе, чек покажешь заведующей или любой материально ответственной.
– Знаю.
– Ты меня когда-нибудь нарисуешь? – не отстала Клава.
– Только обнаженной, – хмыкнул Николай.
– Голой, что ли? – удивилась Клава. – Это вдруг с чего?
– Чтобы все увидели такую красоту, – Николай огладил ее грудь, а затем, воспользовавшись замешательством фемины – и тугую попу. – Ее грех прятать под одеждой.
– Ах, ты!.. – Клава замахнулась счетами. – Молоко на губах не высохло, а туда же – руки к сиськам тянет. Прыщик мелкий…
– Я тебе открою тайну, – поделился Николай, отступив на всякий случай. – У меня совсем не мелкий. Хочешь посмотреть? Загляни ко мне после работы. Где живу, ты знаешь. И посмотришь, и потрогать дам.
– Вон отсюда! – Клава топнула ногой. – Развратник малолетний!
– Что ты, Клава? – Николай прибрал с прилавка свой кусок. – Я в тебя давно влюбленный. Каждую ночь снишься – и все время без одежды. Мы с тобой так жарко обнимаемся… Просыпаюсь – нету никого, и так горько мне становится. Плачу и рыдаю.
– Тьфу! – сплюнула Клава.
– Приходи – не пожалеешь, – подмигнул ей Николай и ушел с улыбкой на губах. Хорошо отбрил заразу! Больше не пристанет.
Знал бы он тогда, чем это кончится…
Глава 6
К закрытию магазина Клава взопрела – покупатели шли и шли. Свинина, порубленная Карповичем, выглядела привлекательно. К прилавку стояла очередь, в которой волновались и ругались женщины – каждой хотелось взять кусочек помясистей. На слишком привередливых, требующих показать то один, то другой кусок, покрикивали стоявшие позади. Те, в свою очередь, огрызались, нередко устраивая перебранки. Клава работала как заведенная: показать, завернуть, взвесить, назвать и написать на бумаге цену, отложить в сторону. Покупательницы с выбитыми чеками подходили без очереди. Следовало взять чек, найти их покупку в куче остальных, сверить сумму и отдать. Дурдом. Наконец, мясо кончилось и очередь рассосалась, Клава вздохнула с облегчением. Прислонившись к стене, вытерла пот со лба. Пропотевшее белье неприятно облипало тело. Ополоснуться бы сейчас, только где? В общежитии, где она проживала, душа не было, как и горячей воды. Мыться ходили в баню. [49]
49
В Минске в ту пору существенную часть жилого фонда составляли дома-бараки, построенные после войны. Никаких удобств в них не имелось. Некоторые из этих бараков дожили до 2010–2015 годов, когда их, наконец, снесли.