БП
Шрифт:
Мы, шестеро сестер милосердия, стали вытаскивать раненых, а в это время санитары, пьяные после грабежей, избивали Илью Ивановича и Андрея Сергеевича, наших докторов, припомнив им строгие порядки. На нас никто не обращал внимания, помогали только трое студентов-вольноопределяющихся…
… А потом появились германцы. Они согнали всех в одно место и запретили расходиться. Мы так стояли около часа, потом раненых, которые могли ходить, построили в колонну и куда-то повели под охраной. А после принялись за нас… Сначала какой-то унтер-офицер объявил, что мы будем обысканы… И солдаты начали нас просто лапать.
По дороге их остановил офицер, и я, воспользовавшись заминкой, убежала и спряталась в первой попавшейся казарме. Потом долго бродила по коридорам из каземата в каземат, пока не услышала шаги и не спряталась. А когда вы пробежали мимо, поспешила вслед… Было очень страшно оставаться там одной и ждать, когда снова появятся германцы. А потом кто-то тронул меня за руку и я испугалась… И очнулась уже в комнате…
А скажите, Денис Анатольевич, – она вдруг с силой хватает меня за руку. – Скажите, – почему?!. Почему они так себя ведут?.. Они же считают себя культурной, цивилизованной нацией… Почему же ведут себя, как дикари?.. И как же все международные конвенции, договоренности?..
М-да, маленькая, наивная дур… девочка. Во все времена, когда солдаты брали неприятельскую крепость и находили в ней женщин, они их быстро растаскивали по укромным уголкам… Наверное, для того, чтобы полюбоваться лирическими пейзажами, или обсудить различия в философских учениях Канта и Шопенгауэра… С-суки!..
– Знаете, Анна Сергеевна, может быть, потому, что нас германцы за цивилизованных людей не считают. Мы для них – что-то вроде полудрессированных обезьян, или африканских дикарей, с которыми вовсе не обязательно быть честными, вежливыми, порядочными…
А вообще, когда-то (в далеком будущем) один умный человек сказал: «Цивилизация, – это когда тебя убивают, но уже не отрезают уши». Французы в подобных случаях говорят «a la guerre com a la guerre» – на войне, как на войне…
У нас в запасе есть время, постарайтесь поспать и отдохнуть. Потом, скорее всего, будет трудно…
Андрейка разбудил меня около трех часов ночи. Луна висела уже над крепостью, горизонт над лесом на том берегу только начал еле-еле заметно бледнеть. Посылаю его будить остальных, скоро будем переправляться.
Пока все приходят в себя, вместе с Зингером пробираемся к нашим дозорным. Костерок возле немецких часовых еще горит, сами же гансы сидят на бревнышке и, насколько можно видеть при таком освещении, кемарят, опершись на зажатые между колен винтовки. А почему бы, собственно, и не поспать бравым воякам кайзера, пока никто не видит, и до смены еще около часа. Тот берег не видно из-за поползшего по воде тумана. В серовато-перламутровой мгле угадывается только расплывчатое пятно костра. А так как палатка находится там, кому-то придется искупаться.
На ту сторону, отталкиваясь поочередно от лодок-понтонов, поплыли Гор и Зингер, временно доверивший мне свой пулемет. Здесь, на этом берегу, будет работать пара погранцов из отдыхавшей «пятерки».
Проходит пять бесконечно долгих минут ночной тишины, нарушаемой только редким всплеском волн в оцинкованные борта, недовольным кваканьем лягушек, мающихся бессонницей, и посвистом ночных пернатых в прибрежных кустах. Потом с той стороны из тумана доносится тихий условный «чирик», дескать, – «Мы готовы». Звучит ответный сигнал, и две темные фигуры накрывают гансов, который беззвучно валятся с бревнышка подальше от костра. Винтовки, не лязгнув ни разу, ложатся рядом.
Хочется пройти переправу незаметно, поэтому часовые после пробуждения их разгневанным до невозможности гефрайтером-разводящим, будут лепетать что-то в свое оправдание и пытаться понять, как же это они уснули на посту. А всего-то и делов, – закрыть рот одной ладонью и другой рукой нажать и подержать секунд десять нужную точку на шее. С той стороны уже доложились очередным свистом, что часовые тоже уснули.
Разуваемся, чтобы не шуметь и перебегаем на ту сторону, – надо блокировать на всякий случай палатку. Туман густеет на глазах, доски настила заволакивает время от времени космато-седыми прядями. Волны тихонько колышат понтоны… Ага, вот и сходни, вот и бережок… Оп-па!.. Художники-инсталяторы!.. Один немец лежит на боку, обняв винтовку, подложив под щеку ладони и подтянув к животу коленки. Этакий младенчик в «фельдграу». Другой со спины закинул руку ему на плечо и ногу на бедро… Сладкая парочка, блин!
Автор произведения, судя по довольной ухмылке, – Егор, притаившийся сбоку в одном исподнем. Кидаю ему и Андрейке свертки с формой, чтобы оделись. Зингер сначала забирает у меня свой мадсен, обтерев наскоро руки, приводит его в готовность, и лишь только потом развязывает тючок с одеждой.
Тем временем пришедшая «пятерка» располагается вокруг палатки, в руках бойцов ножи, чтобы в случае чего обрезать растяжки. Один человек специально дежурит возле входа. Посылаю переодевшегося Егорку обратно, чтобы переводил остальных…
Хоть туман и глушит звуки, короткий женский взвизг был слышен оч-чень отчетливо!.. Все, не пройдем тихо!.. Внутренность палатки отозвалась на этот живой будильник глухим невнятным ворчанием, потом возле полога наметилось шевеление…
Ну и зря! Спали б крепче, – были б живы!.. Машу рукой, бойцы режут веревки, палатка оседает вниз, и неожиданно громко парусину перечеркивают очереди двух пулеметов. Шевеление внизу прекращается, бойцы разрезают тент и ножами проводят контроль. А я, уже обувшись, тем временем бегу узнать, что же вызвало такую неадекватную реакцию барышни на мосту. Все оказалось до невозможности банально. Это я своим тысячу раз объяснял что такое «кошачий шаг», и что через неизвестное и ненадежное препятствие нужно идти цепочкой, улавливая колебания под ногами от впереди идущего.
Наши «гости» об этом не знали и не подумали. Ломанулись через мостик всем скопом, не слушая объяснений. Раскачали понтон, вот наша барышня, чуть было не полетев в воду, подала сигнал «SОS». Хорошо, рядом вездесущий Егорка оказался. Поймал на лету, не дал искупаться, да еще и рот-сирену рукой прикрыл. За что, правда, потом смущенно извинялся.
Ну, что ж, раз все получилось громко, можно и похулиганить. В саперном инструменте, аккуратно сложенном в двуколке, находим топоры и двое бойцов убегают рубить тросы у того берега. То, что они стальные значения не имеет. Топорики все равно одноразовые, нам ими больше не работать. Хотя, один целый можно прихватизировать на всякий случай.