БП
Шрифт:
Вскоре в дверях появляется невысокий, крепенький, как боровичок, дядька лет сорока пяти-пятидесяти с рыжей шевелюрой, уже тронутой сединой.
– Вот, Александр Михалыч, знакомься. Денис Анатольевич Гуров. Оч-чень интересный молодой человек! – Михаил Семенович широким жестом обводит мою персону, затем объявляет уже мне. – Александр Михайлович Филатов, заведующий инструментальной мастерской.
Обмениваемся рукопожатиями и дежурными фразами о том, что нам всем «очень приятно». Затем просмотр чертежей и задавание вопросов начинается по второму кругу. Чуть позже к любознательной парочке присоединяется Михаил Семенович, и мне приходится отбиваться уже от троих. Возникает чувство, что дипломный проект защищаю, блин!.. Но тема интересная, и заканчиваем научный диспут
Все технические вопросы оговорены с теми, или иными поправками, режим секретности, насколько мог, не нарушил. Во весь рост встает вопрос об оплате. Сначала идем к бухгалтеру, который со слов инженеров считает объем работ по пробным образцам. Затем мне предлагаются два варианта: либо платить с коэффициентом за сверхурочные, так как основную работу с мастерских никто не снимет, либо брать штурмом Гомельское отделение Земгора и принуждать его к безоговорочному изменению своих планов в мою пользу. Можно и поштурмовать, но дал ведь Валерию Антоновичу слово, что никого трогать не буду. Поэтому выбираем первый, и, судя по довольным лицам собеседников, наиболее для них и для меня удачный.
Сделку закрепляем абсолютно трезвым дружеским обедом в той же гостиничной кафешке, где, как узнал по дороге, путейцы обычно и питаются. Едем туда на извозчике, по пути Александр Михалыч с сожалением сетует на реквизицию для нужд армии своего «Бенчика», в котором души не чаял, и на котором домчались бы гораздо быстрее. Ага, оказывается, товарищ принадлежит к первому поколению стритрейсеров. Продолжая разговор, нечаянно хвастаюсь, что «одолжил» у гансов в вечное пользование грузовичок, затевается оживленный разговор двух фанатов-автоманьяков, на который остальные смотрят со снисхождением, а господин Прозоров еще и многозначительно улыбается.
После обеда едем обратно, веселая троица представляет меня самому большому начальнику, который, накоротке выслушав своих подчиненных, дает зеленый свет моим прожектам. Не забыв, между делом, напомнить об оплате. Наверное, ему тоже хорошая копеечка накапает со сверхурочных работ. Ну, да ладно. В сумму, обозначенную Валерием Антоновичем, уложились, остальное – мелочи жизни. Договариваемся о встрече завтра утром, чтобы обсудить кое-какие детали, а затем мчусь в гостиницу, очень быстро и судорожно привожу себя в еще больший порядок и лечу искать извозчика, знающего все госпитали и лазареты Гомеля…
Ближайший, по мнению «таксиста», госпиталь находился на углу Замковой и Ирининской в здании глазной лечебницы. Красивое двухэтажное здание, обнесенное невысоким заборчиком, массивная двустворчатая дверь… за которой меня ждет «Большой Облом» в виде старого солдата-отставника, работающего здесь привратником, сторожем, дворником и, по совместительству, справочным бюро. Ни по внешнему виду, ни по имени-отчеству такой сестры милосердия здесь не наблюдается. Провожаемый его снисходительным взглядом, возвращаюсь к пролетке. Хозяин транспортного средства, пытаясь меня утешить, выдает глубокомысленную тираду о том, что осталось объехать еще целых восемь госпиталей… Ему-то хорошо, копейки капают, так бы возил и возил пассажира, а мне каково?..
Ну, что ж, восемь – не восемьдесят, двигаем дальше. Добираемся до базарной площади, поворачиваем направо, на Фельдмаршальскую. Проезжаем тот самый Кагальный ров, представляющий собой овраг, до отказа забитый лачугами, построенных по принципу «я его слепила из того, что было». Возница опасливо поглядывает направо, но ничего криминального не происходит. К счастью для обитателей здешних мест. Поворачиваем налево к реке и останавливаемся возле красивого здания, напоминающего боковыми флигелями – «башнями» сказочный замок. И которое по старому русскому обычаю огорожено забором. На воротах стоит почти такой же «секьюрити», как и тот, с которым недавно распрощались. Но вот информацией делиться не желает ни в какую. Максимум, чего от него добиваюсь, – разрешения нанести визит дежурному доктору. Шагаю к корпусу, краем глаза замечаю нескольких солдат в больничных халатах, спрятавшихся в укромном уголке и курящих исподтишка в кулак. Один из них, глядя на меня, улыбается, как будто супер-приз в лотерею выиграл, или клад нашел. Да и мордочка знакомая, только пока не припомню, где я его видел… Да и не важно сейчас это… Сейчас абсолютно ничего не важно!.. Потому, что из бокового входа появляется тоненькая фигурка сестры милосердия. Которая задерживается на секунду, ожидая чуть отставшую подругу, затем обе быстро исчезают среди кустарника, окружающего узенькую тропинку… Волосы закрыты белыми платками, но движения, походка!.. В голове появляется ниоткуда какое-то потаенное знание, что первая барышня – именно ОНА!..
Ноги моментально становятся ватными, сердце выдает, наверное, под сто двадцать ударов в минуту… Иду вслед, до холодящего ужаса боясь ошибиться… Мало ли что почудилось… Возле самого здания встречаю очень пожилую даму в черном платье и белом платке сестры милосердия. Вопросительно смотрит на меня через толстые стекла очков, держится спокойно и величественно, ни дать, ни взять, хозяйка этого «замка»… Блин, придется нарушить все правила приличия!.. Но другого выхода нет!!!
– Добрый вечер, сударыня! Прошу простить великодушно!.. Не могли бы Вы подсказать, есть ли у Вас в госпитале… Сестра милосердия, ее зовут… Дарья Александровна… – Чувствую, что начиная с ушей покрываюсь свекольно-бардовым цветом. – Она к Вам должна была недавно перевестись…
Дама, щурясь сквозь очки, оглядывает меня с ног до головы достаточно суровым взглядом, затем требует:
– Подойдите ближе! Представьтесь, молодой человек!
Блин, тормоз стояночный!.. Обращаться к незнакомой даме, и не назваться?.. Ужас!..
– Подпоручик Гуров… мадам… Денис Анатольевич… К Вашим услугам… Простите еще раз мое невежество…
Дама по-прежнему пронзительно смотрит на меня, затем вдруг улыбается:
– Дарья Александровна?.. Есть у нас такая. Только что, кажется, в Девичью беседку побежала… – Пытаясь как-то вывести меня из ступора, объясняет. – Тут недалеко беседка построена, где сестры в свободную минутку отдыхают… Хотите ее увидеть?..
В горле ком, который абсолютно не хочет проглатываться, не могу выдавить из себя ни звука, поэтому, сгорая от неловкости, только и могу, что утвердительно кивнуть. Дама подзывает пожилую санитарку, что-то шепчет ей на ухо, та семенит по тропинке и исчезает в зеленых ветвях. Тем временем, насилу прокашлявшись, сипло выдаю:
– Премного благодарю Вас, сударыня!..
Слышатся легкие торопливые шажки по утоптанной земле, поворачиваюсь… Даша!.. Моя Дашенька стоит на тропке и огромными глазищами, не отрываясь, смотрит на меня… Делает два нетвердых шага вперед, бросаюсь ей навстречу… Ее руки уже на моих плечах, глаза совсем-совсем близко, светятся радостью, обнимаю ее, отрываю легкую, как пушинку, от земли… Самые вкусные в мире губы касаются моих… и Время останавливается!.. Чтобы возобновить свой ход после негромкого нарочитого покашливания старой дамы… Окружающая действительность врывается в сознание, опускаю свою милую на землю. Смущенная и застеснявшаяся, в сверкающем медью ореоле рассыпавшихся из-под упавшей косынки непослушных локонов, она кажется еще прекраснее!..
– Извините, Ваша Светлость! – Виновато и счастливо звучит ее голос…
И только потом до меня доходит!.. Ваша Светлость!.. Обращение к светлейшему князю, или княгине!.. Которых в городе может быть… только одна! Княгиня Ирина Ивановна Паскевич!.. Вот это влип!.. Надо как-то выкручиваться…
– Еще раз приношу свои глубочайшие извинения, Ваша Светлость! – Теперь уже я, не знаю в какой раз покраснев, спешу извиниться. – Я не предполагал…
– Дашенька, ты выглядишь восхитительно, но, пожалуйста, приведи в порядок прическу… А Вам, молодой человек, следует запомнить, что русскому офицеру не пристало краснеть по таким пустякам. Хотя… Вы напоминаете мне одного персонажа романа господина Готье «Капитан Фракасс», барона де Сигоньяка, про которого говорили, что он был храбр с мужчинами и робок с женщинами, как все отважные люди.