БП

Зурков Дмитрий

– Я хочу попробовать одну штучку, а то вдруг они не понравятся.

– Конечно, господин офицер. Если Вы не верите тому, что говорит весь город, а весь город говорит, что у Лейбы Когана самые вкусные торты, пирожные и конфеты во всем уезде, то попробуйте и Вы убедитесь, что люди таки говорят правду.

Конфета действительно оказалась и свежей и очень вкусной. Что-то очень похожее на современные трюфели, то есть на трюфели из моего очень далекого будущего.

Я расплатился с кондитером и мы пошли обратно. По дороге я спросил Соню:

– Ты сможешь в серединку каждой розы вставить конфету, чтобы не было заметно?

Она посмотрела на меня удивленно и ответила:

– Да,

смогу, это будет легко… А господин офицер очень интересно придумал за сюрприз. Наверное, дамам очень понравится… А господин офицер позволит пользоваться его придумкой?

– Как будто, если я запрещу, ты не будешь этого делать. Дарю идею…

В магазине, пока я торговался с Аароном, Соня успела вставить конфеты во все розы и теперь протягивала мне бумажный пакет с чаем и букетом.

– Может господин офицер возьмет еще две розы? А то в коробке остались еще две конфеты…

Было видно, как ей до смерти хотелось попробовать вкусняшку, но и поступить нечестно она не решилась.

– Эти две конфеты можешь взять себе в награду за хорошую работу.

Господи, как мало нужно ребенку для счастья. Две маленькие конфетки, – и в результате – сияющие глаза, улыбка до ушей, еще немного – и лопнет от радости.

На посиделки я успел вовремя, но после Дольского и Бойко. Когда я вошел, они уже сидели и воспроизводили на два голоса фронтовой треп для «сестричек». На столе стоял самовар, чайный сервиз и большой торт.

– А вот и наш прапорщик, – заметил меня Бойко, – подсаживайтесь к нам, Денис Анатольевич, расскажите что-нибудь героическое.

– Ну, Валерий Антонович, что может быть героического в окопной войне? Простые фронтовые будни.

– Прибедняетесь, прапорщик. А розы так и будете в руках держать, или нашим дамам подарите?

Я обошел по кругу всех «сестричек», вручив каждой по цветку. На их лицах было написано легкое недоумение, типа а зачем нам бумажный букет, но потом одна из них, разглаживая лепестки, наткнулась на конфету, удивленно воскликнула и достала из бутона золотистый шарик. Остальные немедленно последовали ее примеру… Один цветок так и остался в моих руках – Дарьи Александровны здесь не было.

Тоскливо заныло в груди… Не пришла. Наверное, на дежурстве…

– Дарья Александровна скоро придет. Она ассистировала мне на операции, пошла привести себя в порядок, – тихонько сказал подошедший сзади Михаил Николаевич, затем усмехнулся в ответ на мой недоуменный взгляд и добавил: – Ваш вопрос написан на Вашем лице, Денис Анатольевич. Подождите немного.

Очнувшись, я достал коробку с чаем и протянул ему: – Это Вам, доктор…

Все уже расселись за столом и начали разливать чай, Дольский с большим кухонным ножом навис над тортом, когда дверь распахнулась и в комнату вбежала чуть запыхавшаяся Дарья Александровна.

– Извините, пожалуйста, за опоздание, – скороговоркой произнесла она.

Я встал, чуть не опрокинув стул, сделал несколько шагов к ней (блин, а ноги деревянные и почти не слушаются) протянул ей розу и почему-то внезапно охрипшим голосом произнес: – Это Вам, Дарья Александровна…

Она взяла цветок и в этот момент прикоснулась к моей руке… Как током ударило…

– Даша, загляни в серединку, – послышался веселый совет из-за стола.

Она развернула бутон, увидела конфету.

– Боже мой, я такие ела последний раз на выпускном… Спасибо, Денис Анатольевич…Доставили мне радость…

– Кажется, наш прапорщик еще одну контузию получил! – это уже голос Дольского. Я развернулся, чтобы ответить что-нибудь резкое, но получил еще одну «контузию», уже третью – Дарья Александровна взяла меня под руку и шепнула: – Пойдемте пить чай…

Разговоры за столом велись в основном на повседневно-военную тему. Бойко, как штабной офицер, делился общей информацией о положении на фронтах. Анатоль Дольский, будучи истинным кавалеристом, уже вовсю атаковал взглядами и словами сидящую рядом с ним «сестричку», кажется, Катю. По его словам, если бы не высокое начальство, он бы со своим эскадроном эту войну давно бы выиграл, и поил бы сейчас своего коня из Шпрее. Ну, прям, Денис Давыдов 2, типа: «Мне бы шашку, да коня, да на линию огня…». Если бы все было так просто…

– Денис Анатольевич, а Вы как считаете, хорошо мы воевать умеем? – это он уже мне вопросики подкидывает.

– Мы, Анатолий Иванович, воевать умеем, но не так хорошо, как могли бы. А еще умеем геройствовать и этим геройством хорошо умеем хвастаться.

Я предостерегающе поднял руку, чтобы вскинувшийся Дольский дал мне договорить.

– Я не в том смысле, что позволяю усомниться в Вашей храбрости, да и многих других тоже…Вы спросили мое мнение – я его высказываю: героизм – это способность забыть себя для блага Родины, способность принести жизнь в жертву ради возвышенной цели. Вспомните слова князя Святослава: «Положим живот за други своя. А мертвые сраму не имут!» Однако, у нас часто бывает, что героизм одного – это действия в ситуации, созданной незнанием, ленью, разгильдяйством других. Если каждый будет исполнять свой долг на совесть, то вышеупомянутые случаи просто перестанут иметь место. Вот это, мне кажется, и называется умением воевать.

– Но, позвольте, а откуда Вам знать, как воевать по-другому? Этого даже в Генштабе не знают, – Дольский холодно-презрительным тоном пытался доказать мне мою несостоятельность в военных вопросах. Я не сдержался и перефразировал анекдот из далекого будущего:

– Господин поручик, в чем, по-Вашему, заключается долг российского военного?

– Умереть за Веру, Царя и Отечество!

– А я думаю, что долг заключается в том, чтобы немцы умерли за свою веру, своего кайзера и свое Отечество…

– Анатоль, довольно, – это уже произнес Бойко, обращаясь к поручику.

– Если позволите, я продолжу о героизме в стихах…

…Всякому хочется жить. Но бывает, поверь, Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне. В безднах души просыпается зверь. Тёмный убийца. И помысла нету о жизни… Гибель стояла в бою у тебя за плечом… Ты не боялся её… И судьбу не просил ни о чём… Что нам до жизни, коль служит расплатою Честь, Та, что рубиться заставит и мёртвые pуки. Что нам до смерти и мук, если есть Ради кого принимать даже смертные муки? Тех, кто в жестоком бою не гадал, что почём, Боги, бывает, хранят и Своим ограждают мечом… Кончится бой. И тогда только время найдёшь Каждому голосу жизни как чуду дивиться. Тихо баюкает дерево дождь… Звонко поёт, окликая подругу, синица… Вешнее солнце капель пробудило лучом… Павших друзей помяни… И живи… И не плачь ни о чём…