Брачные игры каннибалов
Шрифт:
– На Кирибати это не принято, – отрезала Тьябо.
– Почему? – поинтересовался я. – Ведь громкая музыка всем мешает.
– Да. Но у нас не принято просить, чтобы люди вели себя тише.
Меня это озадачило. На Кирибати существует огромное количество неписаных правил, призванных минимизировать возможные разногласия. Возьмем, к примеру, право сбора урожая с определенной кокосовой пальмы. Тут вступает в силу сложнейший порядок, согласно которому старший сын собирает кокосы в первый год и передает это право следующему по старшинству и так далее, пока очередь вновь не доходит до старшего. Потом настает очередь старшего сына старшего брата и дальше в том же духе. В результате ничьи права не ущемлены, никто
Эта мысль в который раз пришла мне в голову, когда я с немалым отвращением заметил внезапное появление большого количества грязных подгузников, раскиданных во дворе. Их заботливо подбрасывали нам собаки, принося с рифа и с удовольствием вылизывая содержимое. С тех пор как я поселился на Тараве, больше не верю в сказку о том, что собаки – умные существа. Грязные подгузники для них – как для кошки валерьянка. Они их просто обожают, а недоеденные экземпляры остаются лежать во дворе вонючими маленькими кучками.
По-хорошему, одноразовые подгузники на Тараве следовало бы запретить, как это уже сделали в ряде других тихоокеанских государств. Они стали общедоступными недавно, и ни к чему хорошему это не привело. Дело в том, что на Тараве отсутствует система переработки мусора. До недавнего времени, пока товары не стали упаковывать в яркий и вечный пластик, она и не была нужна. Прежде вместо пакетов были листья пандана, упаковкой для еды служила рыбная чешуя, а напитки хранились в кокосовой скорлупке. Доев и допив, вы просто бросали мусор где попало, а об остальном заботилась природа. Однако теперь упаковка изготавливалась из пластика, еда продавалась в баночках, напитки разливали в емкости, а для дерьма, как ни прискорбно, использовали подгузники. Но, в отличие от континентального мира, этот мусор было просто некуда девать. На атолле негде устроить свалку. Если тонны мусора зарыть, засорятся грунтовые воды, а на Тараве они и так заражены любопытными формами жизни. Избавление от мусора на столь густонаселенном острове представляло собой огромную проблему. Если бы с ней столкнулось правительство любой другой страны, оно наверняка бы что-то сделало, однако правительство Таравы вело себя как обычно, т. е. коротало время между пьянками, валяясь под кокосом.
Не совсем так, конечно. Кое-что они делали. Например, один раз организовали программу по переработке жестяных банок. Дети собирали пивные банки, разбросанные по острову, и относили в частный центр переработки отходов, где при помощи пресса из банок получались аккуратные кубики на экспорт. Детям за это платили. Спрессованные банки вывозили в Австралию. Со стороны могло показаться, что это превосходная программа, приносящая доход, экологичный способ избавиться от мусора. Однако правительство решило проявить сообразительность, присущую лишь лишенным мозга морским моллюскам, и ввело налог на экспорт. Неважно, что товар, который в данном случае вывозили, был мусором, загрязнявшим остров. Правительство, как объяснил мне один из министров, «заслуживает свою долю». Ну прямо как главарь мафии со Стейтен-Айленда! Поэтому Тарава и поныне захлебывается под грузом пивных банок, разбросанных повсюду.
Однако пивные банки не вызывают такого отвращения, как грязные подгузники. Один только взгляд на них провоцирует рвотные позывы, особенно если ты не состоишь в родственных связях с их бывшим пользователем. И вот, при помощи палки, я собрал их и бросил в ржавую бочку для сжигания мусора. Не имея другого выхода, мы сжигали все – пластик, пенопласт, бумагу, даже просроченные лекарства, найденные в аптечке и рассказавшие нам все о недомоганиях, которыми страдали предшественники Сильвии. На всякий случай предупреждаю, что, если вам когда-нибудь захочется избавиться от ингалятора, не стоит бросать его в огонь. Если, конечно, вы не хотите оглохнуть и оконфузиться от взрыва до конца дня.
Итак, я стал щедро поливать подгузники керосином, но проходящая мимо Тьябо заметила, чем я занят.
– Вы хотите сжечь подгузники? – спросила она.
– Да, – ответил я.
– Нельзя.
– А я уверен, что можно.
– Нельзя жечь подгузники.
– Почему это?
– Сожжете попу младенца!
Я оторопел. Застыв со спичкой в руке, напрягся и задумался, не упустил ли чего-нибудь. На всякий случай проверил остатки подгузников. Нет, ни одного младенца к подгузнику не прилипло. Я сказал об этом Тьябо.
– Неважно, – замотала она головой. – Сожжете подгузники – попа у младенца загорится!
Тьябо вытащила подгузники из мусора и снова выбросила их на риф. Я же был озадачен. Я люблю детей и ни при каких обстоятельствах не сделал бы ничего, что навредило бы их попам, но слова Тьябо остались для меня загадкой. Я понял, что она имела в виду.
– Тьябо, – сказал я, – как сжигание подгузников может повлиять на попу младенца?
– На Кирибати, – объяснила она, – мы верим, что если сжечь чье-то… как это называется?
– Дерьмо, – подсказал я.
– Точно, – хихикнула она. – Так вот, если сжечь дерьмо, то задница тоже сгорит.
Я попытался прибегнуть к холодной, бессердечной западной логике.
– Тьябо, – сказал я, – могу доказать, что, если сжечь подгузник, никакого вреда младенцу не будет. Можем провести эксперимент. Я буду жечь, а ты слушать, заорет ли где-нибудь ребенок.
Тьябо ужаснулась:
– Нет!
– Клянусь тебе, ни один ребенок не пострадает.
– Неправда! Вы злой ай-матанг.
Я не хотел быть злым ай-матангом. Мне нравилось думать о себе как о добром ай-матанге, попавшем в сложную ситуацию.
– Но, Тьябо, нельзя же так. Жить в окружении грязных подгузников вредно для здоровья.
Она задумалась и предложила:
– Давайте я напишу объявление.
Мы взяли картонку, и она написала на ней что-то на ай-кирибати. Я понял только два слова: табуи ай-матанг.
– Что это значит? – спросил я.
– Бросать подгузники на риф запрещено, иначе их сожжет ай-матанг.
– Здорово. Думаешь, сработает?
– Наверняка.
Мы повесили картонку на кокос у рифа. Проверить эффективность объявления удалось лишь в воскресенье. Подгузники стоят недешево и используют их нечасто – лишь по выходным. Дело в том, что во всех без исключения церквях на Кирибати царила бессовестная принудиловка, будь то католическая церковь или протестантская, мормоны, церковь Бога или любая другая религиозная организация, обосновавшаяся на Тараве. Случись кому-нибудь не выплатить ежемесячный церковный взнос, который обычно составлял 30 процентов и без того скромного дохода семьи, этого человека публично отчитывали перед всеми прихожанами за невоздаяние Господу должного. А матери, которая решит пропустить четырехчасовую службу и остаться дома с новорожденным, грозил вечный стыд и позор.