Брачный контракт кентавра
Шрифт:
Она предварительно запаслась снотворным, которое задумала подсыпать родственникам в чай. Зачем? Допустим, она хотела добыть улики незаметно. Вот тут у меня что-то не складывается, но пропустим пока нестыковку, она не так уж и существенна.
Таня звонит в дверь, но открывает ей незнакомая женщина. Выясняется: дом давно продан, он несколько раз переходил из рук в руки. Но Привалова горит желанием осуществить задуманное и, ухитрившись усыпить хозяйку, залезает в тайник. Потом переодевается, берет деньги и, оставив записку с извинениями, уезжает. Куда? Не знаю. Где она находилась
Я посидела еще некоторое время в раздумье, посмотрела в блокнот и поехала к Федору Привалову.
Дверь мне открыл мужчина, его горло было обмотано шарфом.
– Вам кого? – прохрипел он.
– Татьяну Федоровну Привалову, – сохраняя на лице выражение каменной статуи, ответила я.
Хозяин замер с приоткрытым ртом.
– Кто там? – спросил стройный голубоглазый подросток, выходя в коридор. – Папа, ты зачем с кровати встал? Еще сильнее разболеешься.
– Ваня, иди к себе, – еле слышно ответил отец.
Мальчик послушно удалился.
– Здесь такая не живет, – прокашлял мужчина.
– Вы Федор Сергеевич Привалов? – уточнила я.
– Он самый, – согласился ученый. – Простудился, поэтому и сижу дома.
– Татьяна Федоровна Привалова ваша дочь? – не успокаивалась я.
Привалов нервно глянул в сторону коридора, затем попросил:
– Тише, пожалуйста, мне неприятно слышать это имя. И Ваня не в курсе того, что случилось в моей семье. Кто вы?
Я вытащила бордовую книжечку, на секунду показала ее растерявшемуся ученому, вернула документ в карман и по-военному орапортовала:
– Разрешите представиться, служба надзора за бывшими заключенными, инспектор Евлампия Романова. Мне поручено курировать Татьяну Федоровну Привалову, отбывшую срок наказания.
Обычный законопослушный гражданин, никогда не посещавший в милиции никакие отделы, кроме паспортного, плохо знаком с тем, как организована работа правоохранительных органов и как проходит судебный процесс. Вопросы, зачем на свете существует прокуратура, чем отличается следователь от оперативника и почему одних попавших в поле зрение закона людей именуют арестованными, а других задержанными, не беспокоят среднестатистического россиянина. И уж совсем темный лес для него система исполнения наказаний. Например, простой человек, не задумываясь, именует Бутырку тюрьмой, а она на самом-то деле следственный изолятор. Да, наверное, и не надо обывателям вникать в такие подробности.
Я сейчас рассчитывала на полнейшую юридическую безграмотность Федора Сергеевича, оттого и придумала службу надзора. Вероятно, нечто подобное существует в действительности, но я почему-то уверена: даже если за вернувшимися из мест заключения приглядывают, то ни одному инспектору не придет в голову таскаться к ним домой.
– Господи,
– Пап, чай поставить? – закричал издалека мальчик.
– Сделай одолжение, дружочек, – ласково ответил отец. – Ко мне аспирантка пришла, мы в кабинете посидим.
– Думается, не похожа я на девушку, которая пишет диссертацию, возраст не тот, – улыбнулась я, усаживаясь в просторное кресло и оглядывая полки, сплошь заставленные книгами.
– Почему? Не все же со студенческой скамьи уходят в науку, множество людей получает первую ученую степень после сорока, даже ближе к пятидесяти, – приободрил меня Федор Сергеевич. – Главное, поставить пред собой цель и идти к ней, не сворачивая с пути.
– Хороший совет, – кивнула я. И указала на рояль, стоявший в эркере: – Отличный инструмент, старинный. Похоже, «Бехштейн»?
– Да, – удивленно ответил профессор. – Вы любите музыку?
Я встала, подошла к роялю и откинула крышку.
– Разрешите?
Не дождавшись ответа, села на вертящуюся табуретку и положила руки на клавиши. Надо же, пальцы до сих пор помнят, куда следует нажимать!
– «К Элизе», Бетховен, – моментально узнал произведение Федор Сергеевич. – Вы замечательно играете. Окончили музыкальную школу?
– Да, – подтвердила я. – И московскую консерваторию в придачу. Правда, по классу арфы.
– Бог мой! – поразился Федор Сергеевич. – С таким образованием и посвятить свою жизнь отбросам общества!
Я захлопнула черную крышку, погладила ладонью потускневший лак и вернулась в кресло.
– Никогда не испытывала влечения к музыке, меня упорно усаживала за инструмент мама, оперная певица. Но, увы, создатель не отсыпал ее наследнице ни таланта, ни особого трудолюбия, не вышло из девочки Моцарта. Зато я, как вы верно заметили, служу обществу, помогаю очистить его от дурных членов. Татьяна, ваша дочь…
– Она мне не дочь, – грустно ответил Привалов, – давайте не будем более на эту тему.
– Извините, но придется. Покидая колонию, Татьяна указала этот адрес в качестве своего, – лихо соврала я. – Именно поэтому я и свалилась вам на голову. Если бывшая зэчка не становится на учет, наша служба обязана поднять тревогу.
Надеюсь, Привалов не сообразит, что Татьяна не знает, где теперь живет ее отец, и никак не могла дать его адрес в качестве своего.
Федор Сергеевич схватился за сердце, и именно в эту минуту в кабинет вошел Ваня с подносом в руках. Быстро поставив ношу на столик, мальчик бросился к отцу.
– Тебе плохо?
– Не волнуйся, милый, – с трудом произнес ученый, – просто накапай мне валокордина.
Ваня умчался.
– Умоляю, при сыне ни слова, – задергался Привалов.
– Не волнуйтесь, – попыталась я успокоить ученого. – Значит, Татьяна здесь не появлялась?
– Конечно, нет, – зашептал он, – она сюда не сунется. Вы, наверное, в курсе, что совершила преступница?
– В общих чертах. Она убила своего сводного брата, Михаила Привалова, – кивнула я.
– Мишенька был моим сыном. Вета родила его до нашего брака. Поженившись, мы не распространялись о своей истории.