Брачный марафон
Шрифт:
– Чудно. Дорогой, я как раз хотела с тобой поговорить, – «тонко» намекнула я. Лайон замер и напрягся.
– Поговорить? Сейчас? Я очень устал. Отложим до выходных? – тоном парламентера в стане врага предложил он. Чертов дипломат, мы точно не подождем до выходных.
– Я тоже устала. Но мы поговорим сейчас. До ужина. До анекдотов и новостей. Ясно? – я встала в боевую позицию воина. Лайон понял, что не отвертеться и кивнул. – Вот и прекрасно. Скажи, а мне никаких документов оформлять не надо? Все-таки, я тут уже почти четыре месяца.
– Какие документы? – опешил Лайнуша.
– Ну, гринкарту там и социальную страховую карту. Еще,
– А откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал? Ты что, с кем-то путаешься, пока я на работе? – забросал меня обвинениями он. По самую шейку, почти утопил.
– Я звонила по объявлению, узнавала насчет работы, – не нашла, что соврать на такие дикие инсинуации я.
– Работы? – потрясенно уставился на меня муженек. – А зачем ты звонила насчет работы? И что за работа? У тебя что, мало дел есть дома? И потом, в нашей семье работаю я.
– А разве не ты постоянно кричишь, что денег не хватает? – отстреливалась я.
– Я не о том, что их не хватает, а о том, что надо экономить. Это в России привыкли ни о чем не думать и швыряться деньгами, чтобы потом голодать.
– Не надо грязи! И ты уходишь от темы. Где моя гринкарта? И страховка? Почему до сих пор не занялась их оформлением. Где это делается?
– В эмиграционном управлении. Но я точно знаю, что это можно делать не сразу, – обнаружил неожиданную информированность он.
– Не сразу? А когда? – волновалась я. Мне так не терпелось зажить привычной независимой жизнью, что ради этого я была готова горы перевернуть, не то что Лайона дожать.
– В течение года и даже позже. Главное – начать это делать в период действия визы, а она у тебя годовая. Не волнуйся, потихоньку сделаем. Но зачем тебе работать? – заглядывал мне в глаза он. – Мы же собирались завести ребенка. Тогда ты все равно будешь сидеть дома.
– Надо же, как ты все ладненько за меня решил! А я вот пока не хочу ребенка. Пиши мне адрес эмиграционной службы, – в голос заорала я. Лайон перепугался и зашуршал справочником. Через несколько минут я имела все, что мне нужно. Правда, где-то на окраине сознания я удивлялась такой дикой сговорчивости Лайона. На следующий день со сговорчивостью все стало ясно. Какая опасность была дать мне все телефоны, если по всем ним мне монотонным вежливым голосом ответили примерно одно и то же.
– Вам нужна гринкарта? Приносите паспорт, свидетельство о браке, и все документы мужа. Паспорт, карточки страхования, справку из банка, ID.
– А он сам не нужен? – с надеждой спросила я, прикидывая, как смогу украсть его бумаги. Абсурд, конечно, но чем черт не шутит.
– Как это не нужен? А кто будет писать заявление? Вы же на его статус приехали!
– Это как? – не поняла я.
– Вы имеете право на гринкарту и прочие радости жизни, только если он не против. Вдруг ваш муж уже подал на развод? Тогда никаких прав на жительство у вас нет, – важно пояснил чиновник. Уж не знаю, что дернуло его милость заговорить со мной по телефону. Наверное, просто не смог удержаться. Приятно, черт возьми, указать «этой лимите» на ее место. Многие москвичи любят пройтись таким же боком по белорусам и украинцам. Вот Бог сподобил, и я дожила.
– А разве я не могу сама получить гринкарту? – обалдела я.
– Нет, конечно. А вдруг у вас брак фиктивный? – резонно возразил чиновник, после чего устал бесплатно объясняться со мной и повесил трубку. В общем
– Когда ты займешься моими документами! – вопила я, пытаясь залить свое горе вином, купленным на распродаже по три доллара за пять литров. От вина тошнило.
– Как только, так сразу, – отвечал в той или иной формулировке Лайон. На его лице (роже) был написан восторг и удовольствие. Еще бы. На сей раз все зависело только от него! Чудесно! Да он успеет мне роту детей засадить, прежде чем соберется в эмиграционную службу.
– Ты не имеешь права так со мной поступать! – барахталась без воды я.
– Я просто должен выбрать время. Вот, может быть, когда будет отпуск, – уверял меня он. Я смотрела на него, я слушала его дыхание по ночам и, задумываясь, сопоставляя факты и цифры, начала понимать, как сильно он боится меня потерять. Трогательно, не правда ли? Такая сильная любовь, что мужчина боится даже выпустить меня на улицу в одиночестве. Новая одежда? А вдруг я в ней понравлюсь кому-нибудь кроме него? Кому-то, кто не станет высчитывать стоимость разговоров с мамой и экономить на кабельном телевидении. Гринкарта? Конечно-конечно, тем более что когда кончится виза, ее все равно делать придется, но отчего бы за этот год не привязать меня к себе цепями, против которых окажется бессильна любая зеленая карта? Если бы он боялся потерять меня из-за дикой любви, я еще могла бы это понять. Я жила бы этим чувством собственной уникальности. Но он, как и все настоящие американцы, тщательно оберегал свои инвестиции и следил, чтобы не было перерасхода. Я бы не удивилась, если бы узнала, что он высчитывает стоимость тех блюд, что я готовила дома, суммирует экономию и наслаждается от такой выгодной женитьбы. Может, даже плюсует стирку и уборку дома. Я и пыталась угодить, и заискивала. На войне все средства хороши, но, право, я чувствовала себя хуже продажной женщины. Надежда таяла с каждым днем, с каждой неделей. Отпуск Лайон планировал взять в сентябре. «Если дадут, дорогая».
Таким образом, примерно к середине июня я начала сходить с ума. Три этажа таунхауса, завядшие розы около лестничных перил, кухня, уборка, стирка, глажка. По выходным помогать Лайону релаксировать после тяжелой рабочей недели. По субботам традиционный звонок маме.
– Как ты, милая? – дежурно волновалась мама.
– Все хорошо, мамочка. А как у вас? – традиционно заверяла ее я. Мама давно успокоилась и решила, что мое будущее пусть и в далеких, но надежных руках. Однако настал и мой предел.
– Я больше так не могу! – заявила я маме, не думая о последствиях.
– Ты о чем? – строго уточнила мама. Действительно, о чем это я. Как бы поточнее выразить чувства, чтобы уложиться в отведенный мне Лайоном трафик.
– Я видеть больше не могу Лайона. Он мне опротивел!
– Что ты такое говоришь, деточка. Господь с тобой. Такой хороший муж. Вы поссорились? – забеспокоилась мама.
– Ты удивительно проницательна. Мы ссоримся постоянно, – почти рыдала я. Лайон с беспокойством вслушивался в мою речь. Я вела себя в несоответствии с протоколом.