Брачный приговор, или Любовь в стиле блюз
Шрифт:
— Мы не гордимся, мы с ней живем. А это не так легко. Но зато нам, к счастью или же к несчастью, доступны такие тонкие душевные изыски, о которых вы понятия не имеете. Каждому свое. Французы наделены способностью лучше других чувствовать вкусовые оттенки. Итальянцы слышать музыку… — она умолкла, точно устала.
— А мы, американцы? — чуть насмешливо поинтересовался он.
— А вы лучше других чувствуете запах денег. Рыщите за ними по всему земному шару. Найдя, тотчас стремитесь прибрать к рукам, невзирая на то, что у них уже есть хозяин.
Рэдлер натянуто рассмеялся.
—
— По-моему, как раз очень современное, — бросила она тоном, дающим понять, что дальнейший разговор на эту тему неуместен.
Алан сделал приглашающий жест.
— Хочу показать тебе звукооператорскую. Кстати, неплохо было бы послушать, как будет звучать твой голос. Сейчас я попрошу включить запись. Когда приглашенные начнут сходиться, будет слышан рокот океана. А потом пойдет твоя песня. После припева звукооператор выключит фонограмму, ты подхватишь мелодию и выйдешь вот сюда, — указал он на белоснежное возвышение эстрады. — Сейчас должны подойти музыканты. Я хочу иметь живой звук. У тебя два дня на репетиции с ними. — Милла слушала, не выражая никаких эмоций. — Ты довольна? — заглянув ей в лицо, спросил он.
— Я потрясена, — ответила она.
— Тогда, я тебя оставляю. Через три часа заеду.
Он ушел. Милла смотрела ему вслед, не зная, что ей делать.
Но зазвучала музыка, и она, сбросив куртку, поднялась на эстраду. Музыканты выразили свое восхищенное удивление, услышав ее голос.
— Вы большая певица, — подойдя к ней, сказал руководитель. — Почему вы никогда не приезжали на гастроли в США? Вы бы имели громкий успех.
— Наверное, я потому, как вы сказали, большая певица, что не гонюсь за успехом.
— Верно, — широко улыбнулся он. — От гонки за ним теряется дыхание и мутнеет рассудок.
Милла, забыв обо всем, пела, пританцовывая на эстраде. Музыка, словно стеной, окружила ее и скрыла от всех неприятностей. Она думала об Игоре. Видела его, точно он стоял в глубине зала. В перерыве она позвонила ему. Голос был чуть сонный и оттого такой теплый.
— Ты! — восторженно произнес он. — Я тебе звонил вчера целый день. Но ты все время была вне зоны доступа.
— Я… я была в самолете. А сейчас я уже в Нью-Йорке.
— Как? А?..
— Я прилечу к тебе на православное Рождество. Обязательно. Просто одна приятельница уговорила меня несколько дней провести в Нью-Йорке.
— А!.. Тогда все нормально. Вернее, не все. С разводом дело затягивается. Придется мне лететь в Москву. Лика повела какую-то двойную игру. Не могу ни на чем ее поймать, но чувствую, что-то тут не то. Ну да Виктор разберется. Не волнуйся, — он уже начал говорить о том, как скучает по ней, а Милла думала, не ведет ли он сам двойную игру.
«Хочется ему, чтобы я приехала на Рождество. Тоску его развеять…»
Игорь долго не мог уснуть.
«Почему, ну почему мы не встретились чуть раньше? — какое-то безотчетное чувство упущенного терзало его. — Почему? Хотя, хорошо, что вообще встретились. И может быть, мы вовсе не опоздали, и наши пути пересеклись вовремя. Именно этот отрезок во времени был предопределен
Уснуть он уже не пытался. Наверное, только русский может с таким упоением мучиться этими вечными: «если бы!..», «ах, как было бы!..»… и накатила тоска…
В голосе Миллы после разговора с Игорем возникло такое ощущение тоски, перелившееся в печально-скорбные звуки, что вернувшийся вместе с Полем Алан замер, пораженный ее блюзовой экспрессией и интонацией исполнения.
«Потрясающе!» — говорил взгляд Поля. Он прислонился к выступу стены и до конца композиции не двинулся с места.
— Потрясающе! — аплодируя, воскликнул он. Поднялся на эстраду и поцеловал руку Миллы. — Вы сразите нашу публику. Боюсь, после первого выступления галерея не сможет вместить всех желающих вас услышать. Алан, — обратился он к приятелю, — что делать будешь?
— Поживем увидим, — ответил тот по-французски.
— Поль, специально для вас я сейчас спою одну песню. Уверена, она вам понравится настолько, что вы приедете на остров в отель к моему другу Тони, чтобы вновь услышать ее.
Гитара точно взорвалась мелодией. Ударные подхватили. Милла отсчитывала такты, хлопая в ладони. По бедрам ее, словно прошла крупная дрожь, руки, взметнувшись, начали свой танец. Она запела на папиаменто — диалекте, на котором говорит почти все население острова, он представляет собой смесь испанского, португальского, голландского и английского языков. Темп ускорялся, каблуки отбивали ритм все быстрее и быстрее. Вихревая, наполненная лукавством мелодия увлекла и исполняющих, и слушающих. Все, кто находился в галерее, собрались вокруг эстрады и, не сводя глаз с этой удивительной женщины, хлопали в такт и пританцовывали. Когда Милла окончила песню, взрыв аплодисментов был ей наградой. Она низко поклонилась.
Спустившись с эстрады, спросила у Поля:
— Вам понравилось?
— Это что-то невероятное. Я был счастлив.
— Для меня это очень важно. Вы создали для меня такие необыкновенно прекрасные наряды, что я хотела хоть чем-то отблагодарить вас.
— О, моя милая! — прижимая ее к себе, воскликнул Поль.
— Несмотря на то, что ты пела исключительно для Поля, ты подарила наслаждение и мне, — несколько язвительно заметил Алан, беря ее под локоть.
— Что ж… я рада…
— Милла будет петь для тебя все вечера, эгоист, — напомнил Поль.
Эту ночь Милла провела одна. Она сказала Алану, что должна хорошо выспаться, чтобы быть в форме.
Следующий день был полностью посвящен репетиции. Был установлен свет, обыграны костюмы. Алан бился над первым появлением Миллы перед публикой. Он никак не мог найти совершенное, с его точки зрения, решение. Милле надоело его творческое бессилие. Она предложила на миг потушить свет, усилить рокот океана, затем осветить эстраду, на которой, словно выброшенная на белый берег бирюзовая жемчужина, возникнет она. Алан в сомнении скривился, Попробовали. Он был вынужден признаться, что получилось хорошо. То, что надо.