Бракованные

Манило Лина

– Ребят, там поставщик приехал, – командует Катя, убирая рабочий телефон на полку под стойкой. – Пару ящиков занесете?

Дима по привычке рвется «в бой» первым, но Мирослав останавливает его и, кивнув, выходит через черный ход, чтобы лично заняться выгрузкой.

– Надеюсь, он всегда так работать будет, – размышляет Катя, а я выскальзываю из зала, чтобы проверить накладные. Не только потому, что это моя работа, но и от того, что хочу посмотреть на Мирослава «в деле». Да кого я обманываю?! Я просто хочу на него посмотреть.

Мирослав перед началом смены переоделся в черную футболку

с длинными рукавами. На кармане вышит логотип бара, и мышцы даже под тканью напрягаются и четко очерчиваются, когда он выгружает из машины три довольно увесистые коробки разом. Взглядом спрашивает, куда отнести, я указываю себе за спину и, забрав накладные, ухожу следом.

– Вот, сюда поставь, – говорю почему-то шепотом, когда мы оказываемся на складе.

Просторная комната уставлена коробками едва ли на треть. Мирослав находит пустое место и водружает на него свою ношу. Медленно выравнивается, отряхивает ладони и следит за мной своими странными глазищами. Инопланетными. Делаю вид, что занята рассматриванием накладных. Ничего интересного в них, конечно же, нет, но я все равно сосредоточенно пялюсь.

– Дай руку, – неожиданная то ли просьба, то ли приказ заставляет посмотреть на Мирослава и протянуть ему ладонь. Она повисает в воздухе лишь на секунду, и я ни разу не чувствовала себя глупее.

Холодные пальцы Мирослава касаются моего запястья, как тогда в парке, и я вздрагиваю, когда Мир переворачивает мою руку ладонью вверх и что-то холодное щекочет кожу. Смотрю на яркий крошечный бублик на цепочке и несколько раз удивленно моргаю.

– Это…

– Брелок, – совершенно серьезно заявляет Мирослав и сжимает мою руку в кулак. – Подарок.

– Мне?

– Нет, блин, другой бабе передашь, – усмехается, глядя на меня сверху вниз. Такой высокий, что приходится задрать голову.

Он выходит из комнаты, а я несколько мгновений, забив на работу и все остальное, смотрю на лежащий на моей ладони… пончик. Маленький яркий пончик, покрытый «глазурью» – милая безделушка, от которой у меня почему-то на глаза набегают слезы.

***

Расчет Кати оказался верным: с приходом в «Ирландию» Мирослава у нас дела пошли не то, что хорошо, а просто замечательно. Я обожаю свою работу, и мне доставляет море счастья понимать, что каждый вечер столько людей хочет попробовать мои коктейли и выпить мною сваренный кофе. Каждый вечер у нас в баре шумно, весело и безопасно. Потому что самые… яростные студенты, залетающие к нам на огонек, словно забыли, что так сильно любят дебоши и пиво. У меня глаза на лоб полезли, когда в один из вечеров Валера Разгуляев – звезда факультета физкультуры и парень с говорящей фамилией – за весь вечер заказал только стакан морковного сока. Морковного сока, понимаете?

– Это какой-то новый коктейль? Чистый спирт и капля аптечного витамина А? – спросила я, когда он сунулся ко мне со своим заказом. На что Валера лишь опасливо покосился себе за спину и кисло улыбнулся.

– Если бы. Это просто морковный сок. Морковка, знаешь? В земле растет.

– Ага, девица в темнице, а коса на улице, – хохотнула я и выполнила заказ, но этот крошечный эпизод заставил меня думать: что-то здесь не так.

В седьмой вечер после устройства Мирослава

в «Ирландию» дверь распахивается, и на пороге, сияя переливающимися пайетками на ультракоротком платье, появляется Оля – моя однокурсница, лучшая подруга и человек, владеющий всеми сплетнями разом. Никогда не понимала, откуда в ней эта страсть – слушать и слышать все, о чем говорят в округе, но с ней бывает очень весело.

Я быстро прячу подаренный мне пончик в задний карман и расплываюсь в улыбке. Мы с Ольгой не виделись несколько дней, и понимаю, что жутко по ней соскучилась.

– Вай, ну что за красота? Моя девочка сегодня невероятна! – кричит с порога и плавной походкой, покачивая бедрами, направляется к стойке. – Привет, крошка.

Оля наклоняется, уложив на стойку пышный бюст, тянется ко мне губами и звонко целует в щеку, наверняка оставляя след помады на коже.

– Да не морщись, у меня суперстойкая помада. Диор, не хухры-мухры, – многозначительно замечает и прищуривается, рассматривая бутылки за моей спиной. – Сделай мне, пожалуйста, дайкири.

Меня дважды просить не надо, и уже через несколько минут Оля делает первый глоток и причмокивает от удовольствия.

– Ты гений, Царева, – улыбается, сверкает идеальной белизной зубов и вытягивает из пачки длинную сигарету.

– Цыц, – строго свожу брови к переносице и указываю себе за спину, где на красивой резной табличке черным по белому «У нас не курят!»

– Ой, ну что за зануда, а? – смеется Оля, но сигарету прячет.

– Как твои дела? – спрашиваю, пока она крутит в руках зажигалку, тоскливо глядя на лежащую рядом пачку.

– Ой, да вся в заботах. Проект горит, делаю его с утра до ночи, уже от цифр голова раскалывается. Представляешь, я ни на одной вечеринке уже несколько дней не была. Вся жизнь мимо проходит!

– Ну хоть сюда выбралась, – поддерживаю беседу, а Оля энергично кивает.

– Да вот. Сидела одна-одинешенька и вдруг поняла, что, если не прогуляюсь хотя бы в «Ирландию», лопну или кого-то убью.

– Знаешь, мы всегда рады уберечь людей от насилия по отношению к мирным гражданам, – смеюсь и протягиваю блюдце с греческими маслинами, которые Оля просто обожает.

– Моя ж ты прелесть, – счастливо жмурится и кладет в рот маслину, жует и глаза закатывает.

– Да, я такая.

– Слушай, Арина, все-таки до меня тут долетели кое-какие сплетни. Очень, знаешь ли, интересные.

Оля проводит пальцами по краю бокала и смотрит на меня хитро-хитро из-под полуопущенных ресниц.

– Вот я знала, что ты без мешка слухов порог не переступишь, – я осматриваю зал, чтобы убедиться в занятости едой и напитками всех посетителей, и чуть подаюсь вперед.

Иногда Олькины истории бывают жуть какими интересными. Оля тоже смотрит себе за спину и, будто шпион, понижает голос до зловещего шепота.

– Ты слышала, что Пашку Соловьева отметелили? – Оля делает круглые глаза, мелко-мелко кивает и со значением пьет коктейль. – Он у себя в комнате отлеживается.

– Хамло он, но все равно жалко его, – замечаю, а по спине ползет липкий холодок странного предчувствия.

– Козел он, самый настоящий, – фыркает Оля. – Чего ты его жалеешь?

– Потому что я добрая?