Браслет бога: Немой глаз
Шрифт:
– Ну конечно, на твоей лютне! – язвительно ответила Вел, вставая, и уходя, чтобы принести тот самый инструмент, на котором Рита играла на её планете во время пира после возвращения царей.
Рита пробежалась пальцами по струнам и, покрутив колки, заиграла вступление. Вел села прямо и негромко запела, глядя Рите прямо в глаза:
Память – это дар, когда то рядом, что ты помнишь.
Она ведёт туда, где будет найден тот, кого ты любишь!
Но если расстояние измеряется годами, не шагами,
То память превращается в жестокое чудовище с когтями.
Ведь
Вопрос оно задаст, уверены ли мы, что не забудем.
И отвечая на него, мы ощутим тот первый коготь,
Что ранит нашу душу осознанием того, что надо помнить.
За расставанием сомнения рождают тягостные мысли.
Как тучи чёрные, они над головой у нас нависли.
Коготь сомнений душу тех, кто остаётся, душит.
Сомнений, что ушедший клятву помнить не нарушит.
В разлуке память злую шутку вновь и вновь играет.
Из новостей тревожные одни она охотно выбирает.
Как камни, падают они на коготь памяти жестокой,
Что ранит сердце тем, кто помнит о любви далёкой.
Даже когда разлука позади, и вместе те, кто любят,
Воспоминания о прошлом счастье неустанно губят.
Досада о том давнем расставании о себе напоминает,
И коготь тот последний ослабить хватку не желает.
Вел допела, Рита доиграла последние ноты заключения, и воцарилась полнейшая тишина.
– Лина, ну ты совсем загрустила! – с укоризной заметил Яр, кладя руку поверх её. – Да и Рита, вон, плачет.
– Это я специально, чтобы им хотелось поскорее вернуться, – ответила Вел, шмыгнув носом и моргая.
Рита вздохнула, машинально перебирая струны. Потом у неё как-то само собой получилось что-то весёлое, и она спросила сестру: «Споёшь?»
– Конечно! – ответила та, повеселев, вздохнула и запела:
За пять княжеств странствовал
Торговец удалой.
Не бражничал, не пьянствовал
И не сорил казной.
С повозкой, полной шёлка,
Отправился он в путь.
И первым делом волка
Был должен отпугнуть.
Брод через реку скорую
Пришлось пересекать;
Повозку тяжёлую
Вверх на гору толкать.
Кормил лошадку верную
Он сеном и травой,
А сам лишь корку чёрную
Позволить мог порой.
По городам в весям
Всё лето торговал,
И все шелка под осень
Он выгодно продал.
Невыгодно повозку
Гонять порожняком.
У пчеловода воску
Купил он целый ком.
Зеркал и гребней частых
Купил он сундучок,
И двух собак зубастых,
И каждой – поводок.
Хотел он расписного
Фарфора прикупить,
Но опасался много
В пути его разбить.
Гончар
Удалого купца.
Соломой устилает
Дно крепкого ларца:
«Я каждую тарелку
В тряпицу заверну.
От тряски по просёлку
Соломки подоткну».
И вот полна телега
Богатого добра.
Вернуться бы до снега!
Назад спешить пора.
Жена его встречает
С младенцем на крыльце.
Её он обнимает,
С восторгом на лице:
«Вдали товар отменный
Судьба мне припасла,
А самый драгоценный
Мне ты преподнесла».
На следующий день, во время аудиенции с царственными родителями Риты, всё сначала шло, как обычно, но затем царь попросил всех придворных удалиться, чтобы переговорить с дочерью и зятем наедине. Переглянувшись с царицей, царь спросил Джеральда: «Мой дорогой зять, у нас возник один щекотливый вопрос, связанный с событиями, непосредственно последовавшими за возвращением Иштариты и её сестёр. Мы надеялись, что Вы поможете пролить на него свет, несмотря на то, что прошло уже почти сто лет».
– Сочту за честь, Ваше Величество! – ответил Джеральд. – Позвольте поинтересоваться, какой это вопрос?
– Нас интересует, куда бы могло бесследно пропасть из-под домашнего ареста всё семейство князей Корзайлов. Их не видели с момента вашего первого путешествия в иные миры ещё с Шар’Велиной.
– Вопрос действительно щекотливый, – задумчиво ответил Джеральд. – Заранее прошу прощения, что не пытаюсь ответить на него сразу, а высказываю лишь частично относящиеся к делу предположения.
– Продолжайте, князь! – чуть нетерпеливо поторопил его царь.
– Предположим, что семейство Корзайлов, которые осмелились вступить в сговор с давними врагами народа Анунгелиом в общем и Вашего рода в частности, действительно исчезли до окончания расследования их измены. Далее предположим, что некий, предположим, князь, оказался бы причастен к их исчезновению, и даже признался бы, что, например, он взял и переселил их в удалённые районы Плоских Просторов, откуда они больше не смогли бы творить никаких козней. Что бы произошло дальше? Пожелали ли бы Ваши Величества приказать такому князю вернуть их обратно в их дворец в столице?
– Ваши вопросы к такому гипотетическому сценарию уместны, – ответил царь, поразмыслив. – Существуют, однако, определённые нормы и правила, которые обязывают меня, как главу государства, важные решения в котором принимаются в совете с остальными князьями, носящими Браслеты, тревожиться о благосостоянии всех её жителей.
– Предположим, что Вашему Величеству удалось выяснить, со слов этого гипотетического князя, что каждый член дома Корзайлов получил в своё распоряжение вспаханное поле, удобный коттедж, орудия земледелия и охоты, и смог бы прожить жизнь, заботясь о себе в меру своих сил и знаний. Продолжили ли бы вы тогда тревожиться и задумываться, следовало ли бы их вернуть в столицу, чтобы Совет решил, как с ними поступить? И не возникло ли бы тогда ещё больше вопросов и пересудов?