Брат, которого нет
Шрифт:
Последовала глухая долгая тишина. И с грохотом захлопнулась дверь комнаты - то ли за отцом, то ли сыном за родителями. Молодой боец не спал всю ночь, всё что-то прилаживал, строгал. Эх, хороший у тебя брат, Сашка! Заботливый!
А я всю ночь молился. За них обоих.
Только бы не сразили пули молодого бойца... только бы сердце ещё билось у парнишки, которого он тащил на руках... Это сложно: тащить живого, важного тебе человека на своих руках и плечах, да ещё под градом пуль... и, особенно, в своём первом бою... Держись, Сашка! Держись, Максим! И храни вас Бог!
Утром он протопал мимо моей скамейки, с лопаткой для клумб и подозрительно тощим рюкзаком.
– Я в лес, - доложил, - Искать красивое место. И фотографировать его и яму.
– Деньги-то хоть на проезд взял, витязь?
– Ой!
– он растерялся, потом стал выворачивать карманы.
Потом мы, склонившись, подсчитывали и пересчитывали мелочь и пытались вспомнить, сколько стоит билет на электричку до ближайшей станции с лесом.
– Ну, зайцем съезжу!
– рубанул он рукой воздух.
– А вечером домой потопаешь по шпалам?
– Подумаешь!
– А если тебя задавит в ночи товарняк, то кто вступится за Сашку?
– проворчал я - и полез за моими сбережениями, вывалил ему почти всю пачку, оставив только себе на еду, на случай если день-два охота за бутылками будет неудачной.
– Я сдачу верну!
– сказал Максим.
Но я ему и так верил. Да и... не обиделся бы, если бы он не вернул. Главное: Сашка. Сашка и его жизнь.
День у меня прошёл в будничных заботах. Ещё волновался, решится ли парнишка взять из моих денег себе на еду? Чтоб не голодал он там... я то бутылок ещё насобираю.
А вечером долго ходил кругами по парку и вокруг его дома. Их дома.
Наконец, мне попался Максим. Он сначала вернул мне деньги и билет с чеком - я сунул их себе в карман, не глядя - потом достал телефон, показывая фотографии: вполне себе симпатичного места недалеко от пруда и яму. Был он в земле с головы до ног - и свет фонаря этого не скрывал - видимо, навернулся где-то, но во взгляде молодого бойца горела жажда победы.
– Я только... вот...
– и он, понурившись, достал переломанную лопату, - Клавдия Михайловна с первого меня не простит. Ну, которая...
– Которая разводит клумбы у парадной, - понимающе кивнул, - Ну, да она пластмассовая была, немудрено. Давай найдём что-нибудь подходящее - и сделаем приличную ручку. И если что, скажи: что мы ей хоть все газоны перед домом перекопаем и воды донесём, пусть не расстраивается.
– Максим! Вот ты где!
– донеслось из темноты.
Правда, выплыл в световое пятно вокруг ближайшего фонаря не отец Максима и Сашки, а Владимир Петрович. И, когда подошёл, то последующие слова были ни приветствием, ни вопросами, чего юнец по ночам шляется или там болтает с посторонними, подозрительными личностям. Нет, плотник с ихнего дома спросил, как он съездил, как там яма - и Максим с гордостью показал снимки, нажимая на кнопки своего сотового телефона грязными исцарапанными руками. А на левом запястье чернел огромный синяк, да и пара костяшек были сбиты. Но юный воин молчал про боевые ранения, как настоящий мужчина. И мы какое-то время стояли уже втроём, обсуждая план нашего заговора: и Владимиру Петровичу захотелось вдруг поддержать Сашку - братская забота о меньших, слабых и ближних переползла с Максима и на него. Мы даже речь стали собирать к его родителям, подбирая слова попронзительней и похлёще...
Вдруг появилась мать Максима и с истерикой потащила сына обратно домой.
– Я вернусь!
– проорал утаскиваемый за ухо старший брат, - Я не сдамся!
– Да заткнёшься ты или нет?
– проворчала женщина, - Мне уже людям в глаза смотреть стыдно! Не их это дело! Зачем ты всем рассказываешь про нашу ругань?! И... и зачем нужно им всем рассказывать?!
– Сашка должен жить!
– Да кого интересует твоё мнение?!
– Но я его брат!!!
– А я не хочу больше иметь ничего общего с твоим отцом!!!
– Но Сашка живой! Он человек!!!
И уже из-за угла последовало отчаянное пацанское завывание: то ли ухо скрутили, то ли ударили молодого бойца.
– Смелый...
– цокнул языком Владимир Петрович.
– Хоть бы он его вытащил... под градом пуль...
– А вы... на войне были?
– спросил он вдруг с уважением.
– Да кто там не был? Разве можно найти хоть одну семью, которую эта война никак не зацепила?..
– А вы где служили?..
– Я... да что вы мёрзнете на ветру? Я-то привыкший... если захотите, завтра поговорим или в другой день.
– А...
– он замялся, - А давайте я вас чаем угощу? Горячим?..
– Жена не заругает? - смущённо потупился, - Я ж того... не самый приличный гость...
– Да нет у меня жены, - ответил мужчина с горечью.
– А что так?..
– К другому ушла...
– И так бывает...
– вздыхаю.
– Говорила, мол, внимания не уделяю, а я всё работал, работал...
– И так бывает...
– Да пойдёмте, что уж вы?..
– он подхватил меня за руку.
– Ну...
– мне было странно вдруг почувствовать себя причастным к этому миру, миру "обычных людей", да и долго уже меня не звали в гости... разве только этот милиционер... и не совсем в гости...
– Только с утра мне надо пораньше уйти - надо знать как там дела у Максима.
Мы засиделись с Владимиром Петровичем допоздна. Пили чай, заедали хлебом и позавчерашним супом, да и говорили о боях, тогдашних, когда свистели пули над нашими головами, и о других жизненных боях, в которых мы полегли, и которые нам удалось пройти и иногда и до победного конца, чтоб идти потом победителями и с гордо поднятой головой...
Я даже вымылся у радушного хозяина. Немного поспал на стареньком диване в гостиной.
– Ну, хоть в кои-то веки гостиная оправдает своё название!
– шутил Владимир Петрович.
Я проснулся рано - и пошёл караулить Максима.
– И мне потом расскажи, как там дела у молодого бойца, - попросил мой новый знакомый или, если Бог даст, может и новый друг, - А то жалко мальчонку: вон как убивается-то из-за братишки!
– Зато он повзрослеет.
Хотя я и сам всей душой горел за Сашку, пока ещё не рождённого. За чужого брата. Брата, которого ещё нет. Хотя... даже у них, нерождённых, однажды начинает биться сердце, ещё там, внутри материнского живота. Так что это так, для некоторых людей Сашка - брат, которого нет, но он-то вполне себе есть!