Брат мой, ящер
Шрифт:
Но во взрыве в банке было нечто, что вызывало недоумение. Во-первых, взрывное устройство, которое было приведено в действие часовым механизмом, было довольно слабеньким — всего двести граммов взрывчатки, маленькая шашечка. И не нужно было быть профессиональным взрывотехником, чтобы понять, что такой взрыв, да еще в ячейке сейфа банка с мощными стенами, никакого особого ущерба не причинит. Как, собственно, и произошло. Повредило несколько соседних ячеек, от взрывного удара вылетело несколько стекол, вот, строго говоря, и все. Для чего же было этой Кипнис Ирине Сергеевне закладывать двести граммов безоболочной взрывчатки в арендованный сейф? Скорее всего,
И еще одна странность. Если эта террористка в своем уме, она должна была понимать, что слабый взрыв легко даст нам возможность определить, куда именно была заложена взрывчатка, а стало быть, узнать, кто арендовал эту ячейку. Выходит, или она все-таки идиотка или… Или она хотела почему-то причинить банку неприятности. Что не исключало, а скорее, наоборот, указывало на ее психическое расстройство. С другой стороны, найти взрывчатку, пусть даже и немного, часовой механизм, смонтировать все вместе указывало на определенный расчет.
Подполковник с раздражением посмотрел на часы. Даже с учетом московских пробок, которые скоро, похоже, полностью парализуют город, эту Ирину Сергеевну Кипнис должны вот-вот привезти. Интересно, что, когда он звонил ей, она не стала охать и ахать, как обычно поступают люди в таких случаях, особенно женщины, да как, да почему, да это ошибка какая-то, а сразу же согласилась приехать. И голос был на удивление спокойным. Впрочем, она доктор биологических наук, заведующая лабораторией, как они довольно быстро выяснили, человек, привыкший думать. Нет, определенно была в этом взрыве какая-то провокация… так, так… Как будто кто-то хотел, чтобы на нее пало подозрение. Так, это уже лучше. Теплее, как говорится в старой детской игре, когда нужно было что-то угадать или найти, и возгласы «теплее» или «холоднее» показывали ближе или дальше от истины водящий. Если это так, тогда понятно, почему нельзя было рвануть сейф как следует. При сильном взрыве определить, куда именно была заложена взрывчатка, было бы много труднее, а то и просто невозможно.
Заболела левая сторона шеи, куда его ранило в третьем году в Чечне под Гудермесом. Рана была неглубокая, пуля, к счастью, прошла по касательной, и все равно, когда он интенсивно думал или возбуждался, она давала о себе знать. Ваххабитская отметина, как называл он ее про себя. Он привычно помассировал шею, и боль немножко утихла.
Звякнуло переговорное устройство, и голос дежурного доложил:
— Приехали, товарищ подполковник. Можно провести к вам?
— Жду.
Террористка оказалась женщиной хотя и немолодой, но довольно привлекательной. Войдя в кабинет, она неожиданно спокойно улыбнулась и как-то очень деловито спросила:
— Шея прошла?
От неожиданности подполковник рассмеялся. Смех всегда отлично маскирует изумление.
— Я даже не успел поздороваться с вами, а вы спрашиваете меня о моей шее. Спасибо, но как вы…
— Честное слово, у меня нет ни одного знакомого в ФСБ, и минуту назад я и понятия не имела, что у вас болит шея. И по виду этого определить нельзя. Вид у вас вполне
— Ну, насчет знания о вас — это си-ильное преувеличение. Иначе я бы не сидел сейчас и не ломал голову, пытаясь понять, зачем вы заложили взрывчатку в шестое «Песчаное» отделение банка «Триумф». Так все-таки — зачем? Я честно признаюсь, что шея у меня действительно иногда побаливает, теперь ваша очередь. Признание на признание.
Ирина Сергеевна сосредоточенно нахмурила лоб и пристально посмотрела на подполковника.
— Если это не гостайна, как вас зовут?
— Пожалуй, поделюсь ею с вами: Анатолий Иванович. Я, собственно, должен был сам вам представиться с самого начала, но вы не дали мне времени. Сразу взяли ситуацию в свои руки. Что, строго между нами, в этом кабинете бывает не часто.
— Анатолий Иванович, я бы, конечно, могла прикинуться, что вопрос ваш чрезвычайно остроумен. Или сказать, что это нужно было для того, чтобы узнать который час. Но я полагаю, что меня привезли сюда не для шуток, тем более не слишком — будем честны с собой — удачных. Поэтому я вынуждена признаться, что слышу об этом банке в первый раз. И еще я вынуждена признаться, что ожидала если и не этого обвинения, то какого-нибудь другого столь же абсурдного.
— Почему?
— Да потому, что когда мне позвонили от вас и сказали, что за мной посылают машину, я полезла в комод достать паспорт — а вдруг понадобится. Паспорта не было, хотя я абсолютно точно помню, что несколько дней назад он был именно там. Я брала из комода деньги.
— А деньги на месте?
— На месте. Их не тронули. Мало того, входная дверь была не заперта, хотя, уходя на работу, я ее собственноручно заперла. Муж уехал на час раньше. И украли паспорт, надо думать, не для оформления кредита на стиральную машину. Хотя в наше время все возможно.
— Ирина Сергеевна, будем считать, что некто украл ваш паспорт специально для того, чтобы досадить вам. У вас есть враги?
— Наверное.
— В научном плане?
— Не думаю. Муж, правда, призывает меня принять Ислам…
— Он мусульманин?
— Скорее, наоборот. Он еврей. Он просто смеется над тем, какая я самоедка, и уверяет меня, что проще было бы заняться самобичеванием в шахсей-вахсей.
А если серьезно, то я заведую небольшой лабораторией в довольно скромном институте, получаю, как и все, нищенскую зарплату, ни на член-корреспондентство, ни тем более на какую-нибудь серьезную премию не претендую. Одним словом — типичная научная кляча. Не могу сказать, что я полностью лишена амбиций, просто я здраво оцениваю свои возможности.
— Значит, вы считаете, что в научном мире ожидать от кого-нибудь острой ненависти к вам, которая могла бы толкнуть…
— Абсолютно исключаю.
— Склонен с вами согласиться. Может, вы кому-нибудь очень сильно насолили, так, чтобы у кого-то возникло желание отомстить вам? Причем именно таким неординарным способом?
— Особой популярностью я в институте не пользуюсь. Нет, разумеется, кое-кто относится ко мне хорошо. Но большинство считают холодной и надменной рыбой.
— Почему?