Брат на брата. Окаянный XIII век
Шрифт:
Ближе к полудню к воротам Ошела не спеша подъехали двое всадников на низких лохматых лошадях. Судя по добротной одежде и лисьим шапкам, воины не простые.
–Открывай ворота! Послы хана Челука!
Посовещавшись, на встречу с татарами выехали булгарский воевода Ослак и князь Роман Федорович. Блистая наборными кольчугами, восседая на арабских тонконогих скакунах, они всем своим видом показывали уверенность и силу.
–Хан Челук приказывает вам открыть ворота! Вы все – его добыча! Вы все – его рабы! А рабам не нужно оружие, лошади и дорогие одежды, не нужны дома и женщины. Их удел – пасти ханские табуны. Хан повелевает: всем
Чуть сдерживаясь от возмущения, Роман Федорович произнес:
–Хан Челук – великий воин. Но мы тоже воины и выйти, сложив оружие, не можем. Передайте своему хану, что мы согласны оставить город только с оружием. Хан Челук не должен препятствовать нашему отъезду.
Татарские всадники, выкатив глаза, зашлись хохотом. Они тряслись, хлопая себя по коленям, животам, показывали пальцами на ничего не понимающих Романа и Ослака. Наконец, отдышавшись, один из послов, выпятив губу, презрительно выдавил из себя:
–У вас всего пять сотен воинов да три сотни рабов на стенах, а вы требуете от хана отпустить вас вольно. Вы – трава под сапогами нашего хана, вы – рабы его.
–Хан Челук – мудрый хан. Он понимает, что такие решения надо принимать обдумав. Я прошу дать нам время на раздумья до заката солнца.
–О чем они говорят? – тихо спросил воевода Ослак, склонившись к самому уху Романа.
–Подожди малость, – отмахнулся Роман.
Но ханские послы, не удостоив ответа, развернули коней и, взвизгнув по-разбойничьи, ускакали.
–Ты еще надеешься, что царь придет с войском к Ошелу? – глядя удаляющимся послам вслед, спросил воевода.
–Нет. Ему теперь не до нас. А время потянуть следует. Ночью попытаемся выйти из города.
–Так что сказали послы? – повторил свой вопрос воевода, и, когда Роман передал содержание короткого разговора, побагровев, Ослак разразился потоком проклятий и угроз. Он готов был броситься вслед татарам, чтобы немедля утолить жажду мести, ибо большего оскорбления, нежели он услышал, воевода и представить не мог. Раб – вот что привело его в бешенство. Роман с трудом унял разгорячившегося воеводу.
–Вот что я тебе скажу, – остановившись в воротах, заявил Ослак, – ночи я ждать не намерен! Прямо сейчас, пока враг не ждет, я ударю всей конницей. Ты видел их вооружение? А лошади?
–Но их много! – возразил Роман. – Они смелы и жестоки. Татары разбили половцев! Покорили много народов, разрушили немало городов…
–Ты со своими рабами можешь прятаться за стенами, но я сделаю так, как решил! – твердо заявил воевода и, рванув поводья, ускакал к ожидавшим его всадникам.
Роман только осуждающе покачал головой, понимая, что воеводу не остановить, и направился к смотровой башне.
«Погубит воевода конницу! Как пить дать погубит!»
Поднявшись на площадку башни, Роман Федорович сердито произнес, обращаясь к своим сотникам:
–Нечего глаза пялить на татарву! К своим мужикам идите. Надо ждать осады. Да булгар, что с вами на стенах, расставьте между нашими, они-то покрепче будут.
–Случилось что? – тревожась за мужа, спросила Мария.
–Сейчас увидишь, – тряхнул головой Роман. – Вон, уже пошли, – показал он рукой в сторону площади.
Казалось, что по серому полотну прошла серебристая рябь. Это воины садились на лошадей, и солнечные блики играли на их доспехах. Еще через мгновение площадь забурлила, заволновалась и потекла, убыстряя
–Что он делает? Воевода двинулся умом! – вскричал Роман. – Лавой! Развернись лавой! – кричал он, размахивая руками.
Но его могли слышать лишь стоявшая рядом Мария да с десяток воинов на стенах, ибо гул от множества копыт перекрывал все звуки.
Татары заволновались. С высоты башни было видно, как они в спешке садились на лошадей, группами выезжали на открытое место и стекались к всаднику, держащему в руках длинное копье с развевающимся на его конце флажком и конским хвостом. Их становилось все больше и больше, тысяча, две, три… И неожиданно вся эта конная масса, разбухая и разрастаясь, двинулась навстречу булгарской коннице. Ветер дул от реки, и поднятая копытами пыль, словно шапкой, накрыла место сражения. Ничего невозможно было рассмотреть, только треск, словно скованная льдом река вскрылась, прокатился над полем битвы.
–Закрыть ворота! – распорядился Роман, но, когда воротная стража принялась исполнять его приказ, один из булгарских сановников не позволил им этого сделать, крича, что если булгарская конница будет вынуждена отступать, то ей негде будет укрыться. С трудом унял Роман верещавшего сановника. Но лишь створки ворот сомкнулись, как десятка три татарских всадников застучали копытами по мосту, перекинутому через ров. Их тут же отогнали стрелами.
–Знать, Бог за нас, – перекрестился Роман. Он опять поднялся на башню и оттуда пытался рассмотреть, что же происходит на поле битвы, но лишь звон железа, крики, лошадиное ржание доносились до его уха.
Ближе к полудню шум битвы стих, а еще через время пыль улеглась, и взорам защитников Ошела открылась удручающая картина: огромная луговина, изорванная тысячами лошадиных копыт, пестрела разноцветными бугорками. Это были тела убитых и раненых, между которыми сновали маленькие юркие фигурки.
–Что происходит? – недоумевая, воскликнула Мария. – Где же наша конница? Там лишь воины монгольского хана. Даже среди убитых я не вижу воинов в железных доспехах.
–Погибли все, – заскрежетал зубами Роман. – А что воинов в доспехах не видишь, так сняли с мертвых. Теперь за нас возьмутся. Слышишь, как воют. Это злоба их душит!
Только ближе к вечеру татары окружили город. Словно голодные псы, они кружили под стенами, пуская стрелы в его защитников, не решаясь на штурм.
–Может, обойдется и, видя неприступный город, татары отступятся, – с надеждой гадали ошельцы, обозревая с высоты татарскую конницу. Но татары не отступили. Подтащив длинные лестницы, используя волосяные арканы, осыпая стрелами защитников города, они пошли на приступ. Несмотря на то что ошельцев было чуть более тысячи и многие из мужиков никогда не держали в руках оружия, татары ничего не могли сделать. Теряя сотня за сотней убитыми и ранеными, они всякий раз отступали и, передохнув и перегруппировавшись, вновь бросались на город. Сопротивление защитников Ошела все более разжигало жадных до добычи татарских воинов. Город был отдан тумену хана Челука на разграбление за пленение семерых половецких ханов в прошлогоднем походе, и теперь законная, по их понятиям, добыча не давалась в руки. Видя, как гибнут его воины, да еще в самом начале похода, хан Челук приказал: