Братство Астарты
Шрифт:
Дабор шагнул первым, и тут же в кольчугу ударило копье, еще два он отбил мечом, четвертое распороло кожу на ноге. Больше он ждать не стал и рванул обратно. В захлопнувшуюся за ним дверь застучали удары копий и вонзившихся стрел.
— Кажись, конец нам, ребята, не выйдем! Их там не меньше сотни.
По крыше затопали шаги и застучали удары.
— Крышу разбирают, хотят нас сверху стрелами забросать!
Дабор лихорадочно заводил глазами в поисках выхода и вдруг остановился на том месте, где только что лежал Илларион.
— А где парнишка?
Аполинар ткнул пальцем
— Видать, утек через крышу, когда мы в дверь ломились. — Сплюнув себе под ноги, он процедил обреченно и зло: — Даже серебро успел прихватить, гаденыш! Зря ты не дал мне его добить.
Дабор только махнул рукой:
— Не время болтать! Хватай столешницу и в угол. Накроемся ею — сейчас стрелы посыпятся.
Три воина-монаха сидели спиной к очагу, а в столешницу время от времени ударяли стрелы. Били прицельно с крыши, выцеливая любую случайно открывшуюся часть тела. Рядом лежал труп Тироса и его мешок с пресловутой шкатулкой.
Аполинар перехватил столешницу поудобнее.
— Вот скажи мне, Дабор, ты в такие мгновение не начинаешь сомневаться в боге? Возьмем, к примеру нас. Мы всю свою жизнь ему посвятили, а скоро сдохнем здесь ни за грош. Или вон лежит легенда целого поколения, а умер, как собака, без покаяния. Я к тому, что не понимаю, почему нас, своих верных слуг, он бросил, а мозгляку и предателю позволил уйти?
Дабор лишь скептически хмыкнул:
— Незачем тебе понимать божий замысел. Держи лучше столешницу выше, а то в башке тебе сейчас лишнюю дырку сделают.
Помолчав, он через мгновение вдруг продолжил голосом, исполненным глубокой веры:
— Мы должны были сегодня погибнуть в честном бою с Тиросом Иберийским, но решили схитрить, пойти по кривой дорожке, душу испоганить, а Он не позволил! Он нам милость свою выказал — позволил умереть честно, как положено рыцарям Огнерожденного, и предстать перед ним в раю с чистой душой, а не жить, мучаясь подлостью и радуя демонов Ариана. А что касается парня, то у него душа уже черная, в грязи и крови. Нет и не будет для него спасения на небе, а вот грязное дело на земле еще, видать, есть.
Прервав разговор, с крыши на землю упал факел, следом еще несколько. От двери и стен потянуло дымом. Варвары, потеряв терпение и отчаявшись достать своих врагов, решили сжечь все дотла, наплевав на добычу.
Глава 10
Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию .
Сардийская равнина
Пять груженых верблюдов, покачивая мохнатыми горбами, неспешно двигались по тракту от границы восточной Фесалии вглубь бескрайней сардийской равнины. Неторопливые гиганты пустыни, изредка поднимая головы, грозно фыркали, недовольные близким соседством боевых жеребцов и сверкающих на солнце шлемов гвардейцев царя Хозроя.
Два десятка всадников из отряда «бессмертных» трусили спереди и сзади маленького каравана, изнывая от скуки и невыносимой жары. Неторопливый верблюжий шаг выводил из себя привыкших к стремительной скачке наездников. Две недели пути по пустыне, где ветер больше поднимал в воздух пыль, чем приносит прохладу, достали элиту сардийской армии до печенок. Они прошли от Сардогада к границе Фесалии, встретили караван и теперь возвращались обратно. Впереди оставалось еще больше половины пути, а унылый верблюжий шаг вместе с песчаными вихрями все чаще и чаще навевал им старую тоскливую песню: «Вы никогда, никогда не вернетесь домой…»
Та, из-за которой они совершили этот бросок, сидела на одном из верблюдов, закутанная с ног до головы в черный бурнус. Платок такого же цвета скрывал ее голову и лицо, оставляя слепящим лучам солнца только глаза, прикрытые длинными густыми ресницами. Кто она такая, воины не знали, и зачем везут ее в столицу — тоже. Единственная причина, по которой они терпели все эти лишения — личный приказ царя беречь ее как зеницу ока.
Зара, покачиваясь в такт верблюжьим шагам, привычно следила за горизонтом, одновременно отмечая унылые лица сардийцев, их мятые, засаленные шаровары и покрытые многодневной пылью сапоги. Поводов для беспокойства вроде не было, армия империи стягивалась к Уру где-то далеко на севере, но червячок тревоги все равно ворочался в душе, не давая покоя. Интуиция подсказывала, что эта унылая безмятежность может взорваться бедой в любой момент, а чутье на опасность у девушки было, как у матерой волчицы — недаром Великий магистр называл ее своей лучшей ученицей.
Утоптанный караванами тракт, изгибаясь, катился между пологими холмами, иногда взбираясь на вершину и пропадая в ложбинах. Зара уже не раз пыталась втолковать командиру отряда Дари Ас Мелику, что было бы правильней посылать вперед разведчиков, прежде чем спускаться в низину.
— Мы должны знать, что творится за ближайшими холмами, — горячилась она.
Но Ас Мелик лишь скалил белоснежные зубы:
— Зачем? Я тебе и так скажу, женщина. Ничего там нет, ничего! Хочешь посмотреть, что за холмами, так оглянись вокруг — там все то же самое, и так до самого Сардогада.
Он хохотал! Хохотали его бойцы!
— Не бойся, женщина! Ты под охраной лучших воинов Сардии!
В тот момент, когда в жарком мареве прокаленной равнины показались всадники, Зара сразу поняла: вот оно, началось!
Приподнявшись, она закричала в голос:
— Разворачиваемся обратно, уходим!
Ас Мелик пустил коня в голову колоны и, проезжая мимо, выразительно посоветовал ей не вмешиваться в дела мужчин и сидеть тихо.
С десяток неизвестных всадников в меховой оборванной одежде, завидев караван, растеряно остановились. Расстояние все уменьшалось, и уже можно было разглядеть исхудавших лошадей, самодельные пики и сбрую.
— Разбойники!
Мелик переглянулся с ближайшими друзьями:
— Великие боги посылают нам развлечение во славу свою!
Глаза сардов полыхнули радостью. Десять вооруженных чем попало бедолаг на еле стоящих клячах — это поистине развлечение для таких воинов, как они.
Командир отряда, затянув ремень шлема, кивнул одному из своих:
— Твоя пятерка останется с верблюдами.
Получив в ответ почтительный наклон головы, он вытащил саблю и гаркнул, пришпоривая скакуна: